А Голодец учил меня не только стоять в воротах, но и жизни, морали, командному патриотизму. Запомнился такой случай. В то время каждый год юношеская сборная Центрального совета «Динамо» выезжала на традиционный турнир во Францию. Впервые меня пригласили в эту сборную, составленную из игроков 1968 года рождения. Но не срослось, не отпустили из школы. Через год снова получил приглашение. Но моя тетя тогда работала в Кремле, по причине чего я, как оказалось, имел статус невыездного за рубеж – мои документы без объяснения причин завернули. И вот в разгар выступлений за «Динамо–2» мне опять выпал шанс наконец – то выбраться во Францию, на турнир, где побывали, набрались незабываемых впечатлений многие мои товарищи. Уже предвкушал долгожданную поездку, как вдруг меня вызвал Голодец. «Вижу, что ты очень хочешь во Францию, я там был, поездка и впрямь шикарная, – издалека начал он. – Приоденешься и вообще увидишь, как люди живут. Но я не пойму, у нас – то в команде что творится, почему неважнецки мы сыграли последние матчи. А ты – капитан команды. И как мы поправим дела, если очередные соперники у нас «Крылья Советов» и «Сокол», занимающие первое и второе места, а вместе с тобой еще шесть человек из нашей команды собираются во Францию. Календарные игры нам никто не перенесет. Вот я и подумал: ну ладно, пусть защитники уезжают, но как может уехать капитан команды? Или ты считаешь, что может?» И смотрит на меня испытующе. Вздохнул я: «Адамас Соломонович, конечно, мне очень хочется во Францию. Но я капитан команды, тем более вратарь, и было бы непорядочно с моей стороны поставить ее в тяжелую ситуацию. Пусть ребята едут, а я еще успею». Голодец обрадовался, как ребенок: «Сережа, ты принял правильное решение, и должен сказать, что тебе со мной никогда не будет трудно». А я вышел от него и чуть не плачу: «Ну вот, блин, опять Франция накрылась!»
Самаре мы все равно проиграли – 0:5 – вся защита уехала, и соперники меня просто расстреливали, а с «Соколом» сенсационно сыграли 0:0. Голодец не преминул посыпать мне соль на рану после этой ничьей: «Вот видишь, а если бы ты уехал, мы бы и от «Сокола» пять получили. И меня сняли бы с работы. А ведь я 40 лет в московском «Динамо». Теперь и благодаря тебе тоже». С тех пор он прощал мне все, даже подчеркивал при ребятах: «В нашей команде все можно только одному человеку, да, Сереж? А вы идите, тренируйтесь». По молодости ведь, бывало, загуляешь где – нибудь, девчонки, то, другое, пропустишь тренировку или вес наберешь. На сборах в Алахадзе взвешивал нас Голодец каждое утро, приговаривая: «Сначала мне мелочь подгоняйте – кильку, салаку». Когда же появлялся я или такой же упитанный защитник Андрей Алексаненков, он изрекал: «Ну, вот рыбка и покрупнее пошла». Достал он нас этими весами, и однажды мы украли с них плиту, на которую ступали. Голодец собирает нас утром и торжественно, что он умел делать по поводу и без повода, объявляет: «Произошло ЧП мирового масштаба. Какая – то сволочь украла плиту с весов. Даю две минуты. Не вернется плита, все выходите на «тропу Адамаса Голодца». А этого жуткого кросса по песку, по лесу даже основной состав «Динамо» боялся. Многие падали не в силах преодолеть всю дистанцию, рассказывали, что Валерий Газзаев в кустах прятался, чтобы не выходить на дистанцию. Основные игроки могли себе такое позволить, а мы – то солдаты, в часть загремели бы как нечего делать. Не успел Голодец закончить свой монолог, как плита уже стояла там, где ей положено, хотя все футболисты вроде бы оставались на местах.