Юный Владетель сокровищ (Астуриас) - страница 66

Сердцевина плода

Донья Перика и дон Перикон взяли лимон вместо яйца и высидели птенца. Птенец Перикито — совсем удалец, собой молодец, клювик острый, как пика, когти — в донью Перику, словом — красив. Правда, немного ленив, скачет, клюет, песни поет, но очень мало летает. Зато поет-распевает:

— Я — попугай, ай-я-я-яй, камни ищу, когти точу, живи — не хочу!

— Беда! — птички сказали, и точно — угадали. Накликали беду. «Да я от вас уйду!» — грозился Перикито, а мать и отец, сердиты, летать его учили. Вот, крылышки раскрыли, взлетели, запорхали и огонь увидали.

— Скорей, Перикито, скорей! Пожар разгонит зверей. Смотри, загорелся лес, а там — и совсем исчез. Летим, зелень пылает! — И вся семья поспешает, крыльями машет, в воздухе чуть не пляшет; но сколько они ни махали, огню не помешали, сколько они ни спешили, пожар не потушили, он все спалил, пережег, угомониться не мог.

— Ах, я очень боюсь!

— А я вот — совсем не трус! — возразил Перикито-птенец, истинный молодец.

Словом, огонь обогнали, горку вдали увидали, туда прилетели, сели, едва успели, и дон Перикон (ах, как измучен он!) поцеловал жену, только ее одну, в самое крылышко, в зеленое перышко.

Чудом спаслись, уцелели. Месяц на горке сидели, не пили, не спали, не ели, зато пожар переждали. Что ж они увидали? Деревья сгорели, не уцелели, осталось только одно, странным было оно, высокое, большое, красивое такое, а на ветках — плоды, пригодные для еды.

Перика глазки закрыла, очень худо ей было, а муж ее Перикон, учен, мозговит, умен, возьми и скажи птенцу:

— Поверь отцу, в этих самых плодах (я их едал в садах) сокрыто ученье. Но поимей терпенье — пока ты мал, несмышлен, в жизни неискушен, есть их нельзя никак, если ты не дурак.

— Ох, папочка попугай, не пугай меня, не ругай, хочу я плоды поклевать, ученье узнать!

— Нет, — отвечал отец. — Нет, и делу конец. Скажу тебе лишь одно, что знать не запрещено: в мудрости той повинно сердечко их, сердцевина.

— Поклюю и узнаю ученье!

— Ах, где же твое терпенье, смиренье, послушанье? Без них не бывает знанья.

— Станешь позеленей, станешь меня сильней — клюй, а пока нельзя. Так-то, друзья!

Птенец не унимался, бился, просил, метался, к дереву подлетал, ветки его клевал, и вот один плод упал, на землю свалился, по траве покатился. Донья Перикита, уже не очень сердита, от страха едва жива, взъерошилась, как сова.

Отец птенца побранил:

— Нет, что за пыл! Сиди и не летай, судьбу не искушай. Но плакал, молил птенец:

— Ах, отец мой, отец! Вечно мне все мешают, ничего не разрешают, дай же мне плод поклевать, это ученье узнать, не будь ты таким плохим!