Медленно он направился к машине.
* * *
Пенни склонила голову и сомкнула губы вокруг напряженной головки пениса, стряхнув с его кончика несколько прозрачных капель. Кит чуть не задохнулся, когда почувствовал, как ее теплый язык лижет его плоть, и с каждой секундой ощущение становилось все острее и острее. Сам он продолжал действовать пальцами у нее во влагалище, используя большой палец для возбуждения клитора. Наконец юноша откинулся на сиденье и закрыл глаза, ощущая, как все более энергично она трется о его руку. Он слышал ее прерывистое дыхание и чувствовал его жар на своем члене.
Оглушительный раскат грома пророкотал, как океанская волна, разбившаяся о скалу. Звук заставил Кита открыть глаза.
Он чуть не закричал.
Через боковое окно на него глядело лицо Харви, искаженное струящейся по стеклу водой.
Оттолкнув Пенни и отдернув руку, Кит лихорадочно зашарил ею в поисках ключа зажигания. Ошеломленная и смущенная девушка отпрянула назад.
— Кит, что...
Взревел мотор, и юноша еще раз посмотрел в окно.
Лицо исчезло, пропало без следа.
Кит откинулся на сиденье, его била дрожь. Высоко над ними мощная стрела молнии разорвала тучи.
Земле был предан уже восьмой эмбрион, его тельце покоилось рядом с остальными под скользкой грязью. Гарольд вытер голову полотенцем и проверил, не уходит ли молоко на плите.
Значит, в неглубокой могиле их уже восемь. Он зевнул и взглянул на будильник. Час сорок пять пополуночи. Последние похороны его не слишком задержали. Непрекращающийся дождь превратил поле в болото, но двухдневный ливень облегчил ему задачу. Размытая глина поддавалась легко.
Он вовремя снял кастрюлю с огня и перелил закипевшее молоко в кувшин, поставив кастрюлю в раковину.
Снаружи раздался очень мощный раскат грома, отзвуки которого, казалось, прокатились по всей земле. Хлипкое строение заходило ходуном, и Гарольд на мгновение замер, ожидая, что его непрочное жилище расколется прямо над головой. Грохот постепенно затих и сменился сильным ударом молнии, пронзившей тяжелое набухшее небо. Ее ослепительная вспышка отпечаталась на сетчатке глаза Гарольда, смотревшего в окно. Зачарованный неистовством и мощью стихии, он приблизился к маленькому окошку и наблюдал за тем, как гроза собирается с силами для новой атаки на Игзэм и его окрестности. Черная туча, подгоняемая ветром, спешила освободиться от своего груза, а молнии перечеркивали небеса сверкающими белыми зигзагами.
Ворчание грома снова переросло в крещендо, будто кто-то залпом выпалил из тысячи пушек. Маленькая хибара вновь содрогнулась. Гарольд наблюдал за разбушевавшейся стихией со священным ужасом, съеживаясь при каждой неистовой вспышке молнии и при особенно мощных раскатах грома. В дополнение ко всему по крыше дома неустанно барабанил дождь и превращал землю вокруг в густую вязкую жижу. На асфальте перед входом в больницу образовались лужи глубиной по щиколотку. Даже в своем домике Гарольд ощущал сильный запах озона, когда небо раздирали мощные вспышки света, прорывая толстые черные тучи, как пальцы мокрую туалетную бумагу. Угрожающе гремел гром. Кое-где в здании больницы дребезжали стекла. Для, тех пациентов, которые не могли заснуть, внешний мир за окном представлялся расплывчатым пятном, По стеклам текли не жиденькие ручейки, а настоящие потоки, водопады, как будто там, снаружи, множество людей стояли с ведрами и то и дело выливали их на окна. Несколько горевших уличных фонарей, атакованные неистовым ливнем, казались просто неясными блеклыми пятнышками.