– Уезжаешь? – вопрошает Шпрингер вместо приветствия. Собственно, в последнее время этот вопрос превратился в весьма популярное приветствие, вполне логичное. В последние годы население бежит из города, бежит, куда может. Туда, где не хватает населения, не хватает кадров. В местечки, жителям которых надоело слышать об этих самых «pogroms» из лживых уст средств массовой информации, представителям которых хотелось бы поближе узнать, что это за штука такая. Ландсман отнекивается, разъясняет, что, насколько ему известно, он никуда не уезжает. Большинство мест и местечек, принимающих евреев на постоянное проживание, требуют, чтобы за них поручился какой-нибудь уже осевший там близкий родственник. Вся родня Ландсмана – покойники либо жители той же Ситки.
– Тогда – пожмем друг другу руки – и, прощай, мой друг, прощай! Завтра в это же время меня согреет солнце саскачеванского заката.
– Саскатун? – гадает Ландсман.
– У них сегодня тридцать ниже нуля, – кивает Шпрингер.
– Всяко бывает, – утешает Ландсман. – В этом роскошном отеле пожить не хочешь?
– «Заменгоф»? – Шпрингер вспоминает досье Ландсмана и хмурится, когда у него в памяти всплывают остальные подробности биографии детектива. – Родина, милая родина…
– Вполне соответствует моему теперешнему социальному статусу.
Шпрингер улыбается с гомеопатически отмеренной дозой сожаления… или жалости.
– Где покойник? – меняет он тему разговора.
Первым делом Шпрингер ввинтил вывинченные и закрутил до конца ослабленные Ласкером лампочки в светильниках. Напялив на глаза защитные очки, приступил к работе. Выполнил покойнику маникюр и педикюр, распахнул ему рот, поискал там откушенные пальцы и спрятанные за щеку дублоны, принялся пылить вокруг порошком для выявления отпечатков пальцев. Вытащив «Поляроид-317», общелкал труп, общелкал комнату, снял прошитую пулей подушку, выявленные отпечатки. Сфотографировал шахматную доску с фигурами.
– И для меня один снимок, – потребовал Ландсман.
Шпрингер обдумал это предложение, еще раз щелкнул доску, оставленную Ласкером вследствие вмешательства высших сил, вручил снимок Ландсману.
– Ситуация на доске подскажет решение, – усмехнулся тот.
Шпрингер взломал защиту Нимцовича… Алехина? Ароняна?… Конфисковал фигуры по одной, засунул каждую в отдельный пакетик.
– Где ты так измазался? – спросил он, не глядя на Ландсмана.
Тут и сам Ландсман заметил пятна рыжей грязи на туфлях, манжетах, рукавах и коленях.
– В подвал лазил. Там какая-то здоровенная служебная труба. Надо было ее осмотреть. – Он почувствовал, что к щекам прилила кровь.