– Она не смеялась? – спрашивает Ландсман.
– Кэти не из таких. Ждет дополнительной информации. Мне показалось, что я не первая, от кого она услышала об Альтере Литваке. Сказала, что, возможно, они его заберут, если мы его обнаружим.
– Бухбиндер, – вспоминает Ландсман. – Доктор Рудольф Бухбиндер. Помнишь, он выходил из «Полярной звезды», когда ты входила.
– Дантист с Ибн-Эзра-стрит?
– Он сказал мне, что переезжает в Иерусалим. Я ему не поверил.
– Какой-то институт…
– На «М».
– Мириам?
– Мориа!
Бина лезет в компьютер и находит институт Мориа в закрытом списке, по адресу: 822 Макс-Нордау-стрит, седьмой этаж.
– Дом номер восемьсот двадцать два. – повторяет Ландсман. – Х-ха.
– Твой сосед? – Бина набирает номер.
– Через улицу, напротив, – отвечает Ландсман почти робко.
– Машину, – резолютно меняет намерение Бина, сбрасывает номер и набирает другой, короткий. – Гельбфиш.
Она приказывает блокировать входы отеля «Блэкпул» патрульными и сотрудниками в штатском, кладет трубку и смотрит на нее.
– О'кей, – говорит Ландсман. – Двинули.
Но Бина не двигается.
– Как приятно не иметь дела со всей твоей бредятиной. Я все же немного отошла от круглосуточной маниакальной Ландсмании.
– Завидую тебе.
– Герц, Берко, твоя мамаша, твой папаша… Вся ваша шайка. – И припечатывает по-американски: – Вонючий чокнутый пучок.
– Сочувствую.
– И луч света в вашем бедламе – Наоми. Единственный здравомыслящий человек был в семейке.
– Она так же отзывалась о тебе. Только Наоми говорила «единственный в мире».
Двойной неробкий удар в дверь. Ландсман встает, полагая, что Берко уже успел обернуться.
– Хелло! – В дверях американец. Привет американский: – Это еще кто? Вроде не имел удовольствия.
– Вы, собственно, к кому? – щурится Ландсман.
– Я есть ваше похоронное бюро, – сообщает американец на лоскутном, но энергическом идише.
– Мистер Спэйд назначен наблюдать за переходными процедурами, – поясняет Бина. – Полагаю, я о нем упоминала, детектив Ландсман.
– Полагаю, упоминали.
– Детектив Ландсман, – повторяет Спэйд-Большая-Лопата. ко всеобщему удовлетворению сползая в американский. – Небезызвестный.
К удивлению Ландсмана этот тип не шествует гордо за толстым гольф-клубным брюхом. Для брюха слишком соплив, широкоплечести и бочкогрудости еще не изжил. Фигуру обтягивает костюм гребенной шерсти по белой рубашке при монолитном лазоревом галстуке с зерненой поверхностью. Шея в бритвенных царапинах и шишках, между которыми торчат невыбритые островки. Выпирающий кадык намекает на безграничную серьезность и искренность. К лацкану прилипла стилизованная рыбка желтого металла.