Да, язык у них у всех неплохо подвешен, у Гельбфишей. Семейное качество. Порассуждать, поубеждать… Папаша Бины чуть было не отговорил Ландсмана оставить бредовую идею женитьбы на его дочери. И это за день до даты бракосочетания.
– Вы меня достаточно знаете. Вы знаете, что я из кожи лезла, стараясь и надеясь попасть в это кресло или в кресло такого же уровня. Вы знаете, что я старалась поддерживать великую местную традицию по возможности ловить преступников и упрятывать их куда положено. И вот я сижу в этом кресле. До первого января.
– Бина, мы тебя понимаем, – прогудел Берко, на этот раз намного искреннее. – И устремления твои и ситуацию. Понимаем и сочувствуем.
Ландсман заверил, что понимает Бину и сочувствует ей вдвое глубже.
– Высоко ценю ваше понимание и сочувствие. И тоже понимаю, как вы относитесь к этому вот…
Она прихлопнула конопатой ладонью стопку дел. Одиннадцать скоросшивателей, самый древний двухгодичной давности. В отделе по расследованию особо опасных преступлений еще три пары детективов, но ни одна из них не скопила такой толстой стопки нераскрытых дел.
– С Фейтелем мы почти покончили, – принялся оправдываться Берко. – Задержка за прокурором. То же самое с Пински. Да и Зильберблат… Его мамаша…
Бина прервала его, выразительно подняв руку. Ландсман сидел молча. Только воздух сотрясать попусту… Эта стопка – растущий могильный холм на его репутации, показатель его заката как профессионала. А то, что холм этот не вырос еще на десять дюймов, – заслуга Берко, упорно работающего не только над раскрытием преступлений, но и над своим совершенно выбившимся из колеи кузеном.
– Зильберблат, его мать!.. Мать его… – язвительно перебила Бина. – Вот что, это дерьмо надо разгрести, и разгрести не откладывая в долгий ящик.
Она запустила руку в ящик «входящих» и выудила оттуда листок и тонкую – очень тонкую – папку сшивателя. Ландсман сразу узнал эту папку. В полпятого утра он сам ее и завел. Бина вынула из нагрудного кармана очки для чтения. Новость для Ландсмана. Она стареет, он стареет, согласно заведенному порядку вещей, время работает над ними, над каждым в отдельности, ибо они более не пара, каждый сам по себе. Странно…
– Мудрые евреи, надзирающие за копами округа Ситка, сформулировали политику момента, – продолжила Бина, переводя взгляд с Ландсмана на Берко, с Берко на Ландсмана, с них обоих на груду папок и, наконец, раздраженно – даже, пожалуй, с отвращением – уставившись в листок. – Основополагающий принцип этой политики можно сформулировать следующим образом: «Сдать дела федеральной администрации без незавершенки».