Озадаченный Литвак поднимает голову, близоруко щурясь. Крепкий был когда-то парень, грудь, что бочка; кулачный боец, охотник, рыбак, солдат. На пальце его всякий раз, когда старик протягивает руку к фигуре, вспыхивает золотом перстень армейского рейнджера. Теперь уж он не тот… Теперь он сказочный король, сморщенный колдовским проклятием до размеров запечного сверчка. Лишь гордый крюк носа напоминает о былом величии лица. Глядя на эти жалкие человеческие обломки. Ландсман подумал, что отец его, не лиши он себя жизни, все равно бы давно уже умер.
Литвак как-то нетерпеливо и вместе с тем просяще дергает рукой, затем достает из нагрудного кармана прочного вида блокнот в черной с разводами обложке и жирную перьевую авторучку. Борода его аккуратно расчесана, как всегда. На нем крапчатая куртка, прочные ботинки с высокой шнуровкой, из кармашка куртки торчит кончик носового платка, за отворотами куртки шарф. Вид, пожалуй, даже спортивный. Дыша энергичными толчками, через нос, он уверенно выводит своим толстым «уотерманом» буквы, слова. Пишет с нажимом, аж перо скрипит. Скрип пера как будто заменяет ему голос. Написав, протягивает блокнот Ландсману. Почерк четкий, устойчивый.
Взгляд старика сосредоточивается, он слегка склоняет голову вбок, оценивая Ландсмана, его мятый костюм, кособокую шляпу, физиономию ищейки… Он узнал Ландсмана, не признав его. Отобрал блокнот, дописал еще слово. Получилось:
– Меир Ландсман, – представляется Ландсман, вручая старику свою визитку. – Вы были знакомы с моим отцом. Я сюда с ним иногда приходил. Когда клуб еще размещался в кафе отеля.
Покрасневшие глаза расширились. Удивление в них смешивается с ужасом. Мистер Литвак изучает Ландсмана, не веря не то своим глазам, не то заверению Ландсмана. Он доверяет свои сомнения бумаге.
Невозможно Не может быть что Мейерле Ландсман вырос таким охламоном
– Что поделаешь, – вздыхает Ландсман.
Что вы тут делаете кошмарный шахматишка.
– Я ведь был тогда ребенком, – бормочет Ландсман, ужасаясь оттенкам оправдания и жалости к самому себе, явно сквозящим в его голосе. Кошмарный старикан, ужасный притон, поганая, бесцельная игра… – Мистер Литвак, может быть, вы знали человека, он играл в шахматы, еврей, которого могли называть Фрэнком?
Да я его знаю он что-нибудь натворил
– И хорошо знаете?
– Не в курсе случайно, где он живет, мистер Литвак? Давно ли вы его видели в последний раз?
Больше месяца ради Б-га только не говорите что вы из отдела убийств.
– К большому сожалению, именно оттуда.