Старик моргает. Если он потрясен известием, этого по виду его не скажешь. С другой стороны человек, не влггдеющий своими эмоциями, не уйдет далеко с дебютом Рети. Может быть, почерк его перестал поражать такою четкостью…
– Выстрел.
Входная дверь открылась, впустив двоих новых посетителей, серых и промерзших. Один – долговязый юнец лет двадцати с небольшим, в коротко подстриженной бородке, в слишком коротком плаще, второй – коротышка, плотный, брюнет в курчавой бороде и слишком большом костюме. Стрижки у обоих короткие, неровные, как будто они сами стриглись. Черные ермолки украшены кружавчиками не то вышивками. Вошедшие на секунду замерли в дверях, как будто боясь, что их сейчас вздуют за опоздание.
Старик открыл рот. Голос – как будто открыло рот ископаемое доисторическое животное. Ужасный звук, повреждены голосовые связки. Что он сказал, до Ландсмана дошло не сразу.
– Внучатые племянники.
Литвак подозвал их и вручил карточку Ландсмана плотному коротышке.
– Очень приятно, детектив, – тут же выпаливает коротышка с легким, пожалуй австралийским акцентом. Он усаживается напротив старика, бросает взгляд на доску, тут же хватается за своего королевского коня, двигает его вперед. – Извини, дядя Альтер. Этот, как всегда, долго возился.
Долговязый и здесь возится долго. Он все еще не закрыл дверь, из-за которой доносится рык Берко.
– Ландсман! – Берко припер парочку Фишкин-Лапядус к мусорному контейнеру. – Какого дьявола?
– Бегу, бегу, – отзывается Ландсман. – Мистер Литвак, к сожалению, я должен идти. – Почувствовав ладонью кости, мозоли и морщины на руке старика, он спрашивает: – Где я смогу пай ги вас, чтобы расспросить подробнее?
Ли гвак скрипит пером, вырывает листок из блокнота и вручает Ландсману.
– Мадагаскар? – вздымает брови Ландсман. прочитав название улицы в Антананариву. – Новый адрес… – При виде этого адреса, номера дома на далекой рю Жан-Бар, Ландсман ощущает желание бросить гонку по следам мелкого убитого еврейца из жалкого номера двести восемь второразрядной гостинички. Ну, даже и поймает он убийцу. Так что? Через год евреи станут африканцами, здесь, в бывшем шахматном клубе, будут танцевать или выпивать гои, а все до одного уголовные дела заснут вечным сном в девятом шкафу.
– Когда отбываете?
– На следующей неделе, – без особенной уверенности сообщает плотный коротышка.
Старик снова что-то прокаркал, но на этот раз его не понял никто. Он нагибается к блокноту, передает его внуку.
– Человек предполагает. – читает парень, – а Богу и смеяться лень.