Иван с силой, зло, стукнул кулаком себя по колену. И сказал горько:
– Где была моя голова дурная?! Где она была, тыква?! Я виноватый, братцы, я виноватый! Я подкузьмил вам. На мне грех.
– Ну, ну, ну, – стали его успокаивать. – Что ты? Эка, как тебя сграбастало. Чего ты?
– Эх-х!.. – сокрушался Иван. И даже заплакал. – Сколько же я на душу взял… за один-то поход! Как же мне тяжко!..
– Ну, ну… Не казнись, не надо. Что теперь сделаешь? Надо терпеть, милок.
Тут вышел из ворот Изящный чёрт и обратился ко всем.
– Мужички, – сказал он, – есть халтура! Кто хочет заработать?
– Ну? А чего такое? – зашевелились монахи. – Чего надо-то?
– У вас там портреты висят… в несколько рядов…
– Иконы.
– А?
– Святые наши, какие портреты?
– Их надо переписать: они устарели.
Монахи опешили.
– И кого же заместо их писать? – тихо спросил самый старый монах.
– Нас.
Теперь уж все смолкли. И долго молчали.
– Гром небесный, – сказал старик монах. – Вот она, кара-то.
– Ну? – торопил Изящный чёрт. – Есть мастера? Заплатим прилично… Всё равно ведь без дела сидите.
– Бей их! – закричал вдруг один монах.
И несколько человек вскочило… И кинулись на чёрта, но тот быстро вбежал в ворота, за стражника. А к стражнику в момент подстроились другие черти н выставили вперёд пики. Монахи остановились.
– Какие вы всё же… грубые, – сказал им Изящный чёрт из-за частокола. – Невоспитанные. Воспитывать да воспитывать вас… Дикари. Пошехонь. Ничего, мы за вас теперь возьмёмся – И он ушёл.
И только он ушёл, в глубине монастыря опять грянула музыка… И послышался звонкий перестук копыт по булыжнику – черти били на площади массовую чечётку. Иван взялся за голову и пошёл прочь.
* * *
Шёл он по лесу, а его всё преследовала, догоняла, стегала окаянная музыка, чертячий пляс. Шёл Иван и плакал – так горько было на душе, так мерзко. Сел он на ту же поваленную лесину, на какой сидел в прошлый раз. Сел и задумался. Сзади подошёл Медведь и тоже присел.
– Ну, сходил? – спросил он.
– Сходил, – откликнулся Иван. – Лучше бы не ходил…
– Что? Не дали справку?
Иван только рукой махнул, не стал говорить – больно было говорить.
Медведь прислушался к далёкой музыке… И всё понял без слов.
– Эти… – сказал он. – Всё пляшут?
– Где пляшут-то? В монастыре пляшут-то!
– Ох, мать честная! – изумился Медведь. – Прошли?
– Прошли.
– Ну, всё, – сказал Медведь обречённо, – надо уходить. Я так и знал, что пройдут.
Они помолчали.
– Слушай, – заговорил Медведь, – ты там ближе к городу… Какие условия в цирке?
– Вроде ничего… Я, правда, не шибко знаю, но так, слышно, ничего.
– Как насчёт питания, интересно… Сколькиразовое?