Поднимаясь вверх, видели мы все новые и новые пики, все более мощные и величавые, — раньше их заслонили от нас ближайшие вершины. Стоя перед группой таких великанов, мы оглянулись на маленькое шале: так вот оно где — далеко внизу, на небольшой гряде, окаймляющей долину! Теперь оно стояло настолько ниже, насколько было выше нас, когда мы начинали восхождение.
Спустя некоторое время тропа привела к решетке, нависшей над пропастью, мы перегнулись через нее и увидели глубоко внизу свою уютную гостиную — крохотный Гастернталь с его родничками, бьющими под сильным напором из гладкой стены. Так, каждый раз открывали мы для себя новую вершину мира лишь для того, чтобы убедиться, к своему разочарованию, что из–за нее выступает, крадучись, другая, еще более высокая вершина. Глядя вниз на Гастернталь, мы готовы были верить, что достигли высшей точки,— но нет, нас ждали впереди горы еще более гигантские. Мы все еще не миновали лесную зону, все еще зеленели кругом подушки густого мха и мерцали многоцветными огнями бесчисленные цветы.
Больше всего, пожалуй, привлекали нас цветы. Когда встречались цветы неизвестных нам видов, мы срывали по два–три цветка — и набрали богатейшие букеты. Но особенно нравилось нам по знакомым растениям и ягодам наблюдать смену времен года. Так, например, на уровне моря стоял конец августа; в Кандерштегской долине, там, где начинается подъем к перевалу, попадались цветы, которые на уровне моря должны распуститься лишь через две–три педели; а выше вступили мы в октябрь и здесь собирали бахромчатую горечавку. Я не вел записи и позабыл подробности, но составление цветочного календаря доставило нам в тот день немало радости.
На высокогорных лугах мы нашли в изобилии пышные пурпурные цветы — так называемую альпийскую розу, но нигде не попадался нам неказистый фаворит Швейцарских Альп — эдельвейс. Эдельвейс значит — благородный и белый. Может быть, он и благородный, но ни красивым, ни белым его не назовешь. Ворсистые лепестки эдельвейса напоминают цветом пепел плохой сигары, а фактурою — дешевый плюш. Правда, у него благородная и аристократическая манера держаться больших высот, но это скорее объясняется его непривлекательной наружностью; да эдельвейс, кстати, и не монополист высокогорья — сюда частенько вторгаются семейства красивейших цветов долины. У каждого встречного в Альпах красуется на шляпе эдельвейс. Он любимец как туземцев, так и туристов.
Все утро, пока мы беспечно поднимались вверх и развлекались как могли, нас обгоняли пешеходы, шагавшие крупно и решительно, с сосредоточенным видом люден, заключивших пари. Это были джентльмены, щеголявшие обычно в широких штанах до колен, длинных чулках домашней вязки и подбитых гвоздями высоких шнурованных башмаках. Вернувшись домой в Англию или Германию, они станут рассказывать, на сколько миль им удалось обскакать путеводитель. Однако мне кажется, что прогулка не давала им полной радости, не считая, конечно, того огромного наслаждения, какое доставляет ходьба по зеленым долинам, по холмам, где гуляет ветер; обычно они поднимались в угрюмом одиночестве, — а ведь и самый красивый ландшафт много теряет, если восторги путника остаются неразделенными.