как один из подчиненных Антиоху предстоял» – и фрагмент из «Сказания». В последнем идет речь об обмене доспехами перед Куликовской битвой между Дмитрием и неким Михаилом Бренком, который в княжеских одеждах и «царской приволоке» остался под великокняжеским стягом, где и обрел смерть. В данном случае говорить о большой текстуальной близости «Александрии» и «Сказания» не приходится, но сюжетное влияние – налицо. И для самых недоверчивых – последнее доказательство. Если вы читали «Сказание о Мамаевом побоище», то, вероятно, заметили, каких странных богов призывает темник на помощь во время бегства. «Безбожный же царь Мамай, видев свою погыбель, нача призывати богы своа Перуна и Раклиа и Гурса и великого своего пособника Махмета». Перун и Туре (Хоре) – славянские языческие божества. Махмет, естественно, соотносится с мусульманским пророком Мухаммедом... А вот кто такой Раклий? Перечисление столь разнородных богов – очень редкое явление в русской литературе и находит аналогию опять – таки только в тексте «Александрии» – в рассказе о посещении Александром Македонским царства мертвых с перечислением представителей греческого языческого пантеона – Геракла, Аполлона, Гермеса... Геракл в русской версии именуется Раклием. Смысл перечисления этого разношерстного пантеона в указании на «идолопоклонство» и «басурманство» врага, о котором говорится, что он «эллин, идолопоклонник и иконоборецъ, злой христьанскый укоритель». Способ же воплощения этой идеи автор «Сказания» подглядел в любимой им «Александрии»».
Итак, из «Сербской Александрии», еще раз подчеркиваю, средневекового романа, в «Сказание», которое у нас воспринимается как летопись и служит основой сценария «Руси защитник», пересажены и успешно прижились засадный полк, с заменой Александра Македонского на Дмитрия Московского и Селевка на Владимира Серпуховского, а также переодевание и обмен одеждой перед боем, где роль Александра опять выполняет великий князь, а Антиоха – несчастный Михаил Бренок. Вот только пантеону призываемых «эллином и иконоборцем» (то есть православным греком, приверженцем иконоборчества?! – В.Е.) Мамаем во время бегства богов, в котором наряду с Перуном и Хорсом оказался даже Геракл, почему-то места в сценарии не нашлось. А напрасно. Достоверность этого эпизода в «Сказании» ничуть не ниже достоверности сцен засады и переодевания.
Дотошные исследователи раскопали источники и других откровений «Сказания», в частности конкретных имен князей, бояр, воевод, рядовых дружинников и даже купцов, на первый взгляд вообще непонятно зачем взятых с собой Дмитрием в поход на Дон. Все это позднейшие вставки в текст «Сказания», позволившие удревнить родословные возникавших в XVI – XVII веках новых звучных фамилий, причем не только княжеских да боярских, но и купеческих, вглубь аж до XIV века.