Адамович сообщил мне, что советует поручить Вагнера заботам Степуна. По-нашему умно, если Степун любит Вагнера. [1190]Конечно, не Рыжему же Мерзавцу выражаться о Жорже — и Вас, Ницше. И не Терапианцу и прочим. Разве что былинному богатырю Вейдле,[1191] если Степун отклонит «сию честь»!
«Грациозно» с удовольствием и с согласием Вагнера грациозно заменило «беззаботно». Вы опять-таки правы. Так грациозней.
Конечно, будет чудесно, если Ольга Андреевна вклеит листок со стихо. Можно и рисунок гуашью.[1192] Мы с Вагнером пикантно рисуем в четыре руки «музейские вещицы» — уж такие мы всесторонне одаренные — даже сами удивляемся. Жаль, что портрета нельзя. Или все-таки можно? Вагнеру было бы лестно.
Очень прошу, напишите, пожалуйста, сейчас же хоть два слова насчет корректуры и всего — Жорж все и обо всем волнуется, а ему это вредно. Ну, вот и все. И без благодарности, раз Вы ее не кушаете. А жаль — очень вкусно. Не хуже индюшки, но ни та, ни другая не для нас, а для американских снобов. А про сестрицу Ницше [1193] читали? Желаем Вам и О<льге> А<ндреевне> счастья и здоровья.
Ваша неблагодарная
И. О.
Спрашивали ли Вы Вишняка о Макееве? Ж<орж> интересуется. Идею послать стихи Вагнера в Москву — приветствую.
Корректуру Ж<орж> клянется вернуть в тот же день.
<Приписка рукой Г. И.:> Обнимаю Вас, дорогой мой Ницше. Ей Богу, болен, не притворяюсь.
Ж—ж
170. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 14 мая 1958. Йер.
14-го мая 1958
Дорогой Роман Борисович,
Жоржа вчера опять отвезли в госпиталь. Ему, по всей вероятности, будут делать операцию, но я даже не знаю какую.
Последние дни он был в ужасном состоянии и стонал и задыхался беспрерывно.
Посылаю Вам корректуру. Боюсь, что неясно:
Я твой читатель-почитательница.
Как дева ветреной воды
и т. д.[1194]
В «Разностопных ямбах» после
И до чего мой сон нелеп
(О, лучше б я оглох, ослеп!..)
Я — нищий, русский эмигрант
[1195]Если я напутала что-нибудь в корректуре Жоржа, пожалуйста, исправьте сами. Не упрекайте его в письме — это его волнует. Я искромсала корректуру, чтобы было подешевле, и так обошлись около 600 фр.
Жорж хотел еще указать, где какие стихи были написаны — в конце: с 43 до 46 года в Биаррице, с 46 до 51 года в Париже, с 51 до 53 в Монморанси, с 53 до 58 в Hyeres-les-Palmiers.[1196] Он говорил мне об этом, но текста не написал, не до того ему было, когда я правила корректуру. На Ваше усмотрение. По-моему, скорее, стоит. Я вообще люблю даты под стихами, знать, когда и где они были написаны. Но решайте сами. И, если можно, пришлите Ж<оржу> гранки. С сердечным приветом