Но от Вас мы оба ждали письмецо бодрячка. И хотя Вы прислали всего несколько сухих строк, без привычной и столь ценимой нами талантливейшей игры пера — «только факты, сэр»,мы оба вполне удовлетворены. И тем, что скоро выйдет книга, и тем, что мы скоро получим Lederplex, которого здесь не достать. Спасибо. Большое спасибо.
Но ведь я Вас просила за мой счет. Надо было вычесть из моего гонорара. Еще один факт, обрадовавший нас обоих, несмотря на наше горе, — то, как Вами помещены мои стихи.[1211]
До чего неожиданно-приятно!..
Большое, большущее спасибо, как говорил Андрей Белый. Очень, очень признательны. Как стихи заиграли!
Теперь будем ждать книжку — в блаженном нетерпении.
Кстати, или не кстати, но мы не находим, что «Чиннов растет, как гриб». Нет, дорогой Ницше, скорей замариновался, как гриб. Очарователен был только его «Фонтан» (в Нов. Жур.). А «Хирошима» и прочее в «Опытах» — слабоватенько.[1212] И часто с перепевами, с чужого голоса.
Как Вам кажется — будет ли доволен Смоленский статьей Струве? [1213] Вы ему в своей прелестной и правильной критике Цветаевой сделали омаж* почувствительнее с приведением Ангела.[1214]
Ну вот и кончаю. Пожалуйста, напишите Жоржу — мы оба уже просили Вас об этом — он так любит Ваши письма.
Сердечный привет О<льге> А<ндреевне> и Вам.
Ваша И. О.
Пожалела только, что «подобно окнам». «Совсем как» было бы лучше.[1215] Н. Жур. прибыл только сегодня — прочла только Вас, себя и Струве о Смоленском. [1216] Я о нем написала пышнее и льстивее, но рада, что обошлось без меня. Т. е. Г. Иванова.
В четверг к нам приедет Адамович.[1217] Иваск, кажется, тоже собирается к нам, [1218]но нам об этом не писал — Ж<оржа> бы развлекло.
Жорж обнимает Вас.
Если Жоржу удастся поправиться, то только благодаря Мих. Мих. Теперь его всячески лечат — отказа ни в чем нет.
* Hommage (фр.)— здесь «воздали должное».
177. Ирина Одоевцева - М. М. Карповичу. 15 сентября 1958. Йер.
15-го сентября 1958
Beau-Sejour
Hyeres. (Var.)
Дорогой Михаил Михайлович,
Спасибо за участие.[1219]
О последних днях Жоржа я еще не могу писать, это было слишком ужасно. Но о Вас он часто и с благодарностью вспоминал.
Он оставил массу стихов. Иногда он мне диктовал три-четыре стихотворения в сутки «Для "Посмертного Дневника"»», как он говорил, «при жизни их печатать нельзя». Но и сейчас, мне кажется, некоторые лучше не печатать — слишком потрясающие. Как это:
За горе, за позор и все мои грехи
Ты послана была мне в утешение.
Лишь о тебе в мучительном томлении...
Но это смерть, а не стихи.
[1220]Конечно, все его стихи, т. е. те, которые мы с Вами решим возможным напечатать, я отдам Вам для Нов. Журнала.