- Не любите вы меня, Андрей Иванович. А потому и в невиновность мою не верите.
- Да я скорее в невинность вашу поверю! Ровно полторы недели назад в этом самом кабинете вздевали вы руки, уверяя, что за свою жизнь копейки государственной не усвистали. Теперь, после того как я обнаружил бестоварку, безусловно доказавшую факт хищения девятисот рублей, мы вынуждены выслушивать тут новую сагу. И это при том, что в магазинчике вашем с общими остатками в восемь тысяч рублёв в советской валюте обнаружено аж на двадцать тысяч дефицитных излишков! Так что в подсобке повернуться негде. Должно, кто сверху подбросил! Через дымоход.
- Злы люди! Верите, ни сном, ни духом!
- Как не верить! - Тальвинский налился свежей яростью. - Да такую как вы за девятьсот рублей сажать, все равно что серийного убийцу за неуплату алиментов!
- Господи! Страсти какие рассказываете.
- Свечку вам, Лавейкина, стоит поставить - повезло. Поздно вы мне попались.
- Смеётесь над старушкой, Андрей Иванович. А ведь едва жива. Ноги вот отказывают. Закупорка вен. А тут ещё на нервной почве сердце. Врачи на операцию уговаривают, а я им: раз следователь не велит...Не жиличка я, видать, на этом свете. Но к вам приползу. Я и врачам говорю: раз моему следователю надо, так как-нибудь, хоть на костылях. Он у меня такой редкий человек: зря не прикажет.
Подхалимаж Лавейкиной был столь упёрто-кондовым, что Тальвинский всякий раз исподволь выискивал в её глазах чёртиков. И иногда казалось, - замечал.
- Стало быть, вы подтверждаете, что, кроме вменённой вам суммы в девятьсот рублей, иных хищений не совершали? - сухо уточнил он. - Или появилось дополнительное заявление?
- Не. Не совершала, - осторожная Лавейкина заново наполнилась тревогой.
- В таком случае до послезавтра. Будем направлять дело в суд.
- Ну, уж и ладно. И разом. Все равно позор, - пробормотала она и медленно попятилась, слегка двигая бёдрами, словно нащупывая таким образом дверь. А, нащупав, выдавилась в коридор, откуда ещё какое-то время доносилось тихое её стенание.
- Видал, какова? Бабушка, божий одуванчик, - обратился Тальвинский к Морозу, жадно впитывавшему искусство допроса. - Много за ней грешков, ежели на скамью подсудимых на карачках ползти готова, лишь бы побыстрей. Только неправильно это - пробавляться щурятами, когда кругом акулы резвятся. Согласен, крестник?
- Безусловно. С тем и прибыл.
- Похвально. Тогда споемся. Я сейчас с начальником райотдела еду в УВД на аттестацию. А тебе, дружище, предстоит некая диспозиция. Ты ведь котовцев должен помнить?