- Из прокуратуры звонили. Материальчик у вас заволокичен, - искательно произнёс Марешко.
- Сами заволокитили, сами и разволокитим, - мрачно обрубил Рябоконь и - демонстративно харкнул на пол. - А скажи-ка мне, начальник хренов, давно ли воровством промышляешь?
Мороз опешил. И даже Лисицкий, изумлённый, начал было предостерегающее движение, но Марешко, с самого начала понявший, о чём пойдёт речь, лишь кротко вздохнул:
- И всё-то ты, Серёженька, сердцем принимаешь. А мы ведь товарищи.
- Чего?! - поразился Рябоконь, поворачиваясь правой стороной лица, которую, захватив и кусок брови, пересёк тонкий, жилистый шрам. И когда Рябоконь оживлялся и быстро говорил, правая сторона двигалась не в такт с левой, а чуть опережая. Смотреть на это было неуютно. - Он, курва, чего удумал? Материалы чужие тибрить. С каких это пор ты строительство стал курировать? Ась?!
- Так беспокоить тебя не хотелось, Серёженька, - расстроился Марешко. - Материальчик-то мелкий, пустяковенький. Прорабчик досок для дачи вывез. Тут же и попался, тут же и признался. И сумма какая-то смешная - чуть ли не сорок пять рублей.
- Пятьдесят три! Пятьдесят три рубля, паскуда! - совершенно не владея собой, загремел Рябоконь. - Ты мою "палку" себе на учёт поставил. ( сноска: согласно комментарию к УК РСФСР, хищение на сумму до пятидесяти рублей квалифицировалось как мелкое; от пятидесяти и выше рассматривалось как значительное ).
- Ладно, Серёга! Прости старому лису, - попытался разрядить обстановку Лисицкий. - Год до пенсии мужику.
- Да и правда, Коленька, - Марешко благодарно закивал, будто ему сейчас сказали нечто приятное, просто-таки умасливающее душу. - А то всё чего-то ссоримся, ссоримся.
- У меня у самого последняя десятка пошла! Вон демобильские зарубки делать начал, - непримиримый Рябоконь ткнул в косяк, изрядно истыканный ножом. - А только подлянки никому не кидаю.
- Ну, уж и подлянки, - осторожно обиделся Марешко. - Хочешь, ставь себе эту "палку" на учёт. Подумаешь, находка.
- Так чего, отдаёшь?
- А то из-за всякой ерунды ссоримся, ссоримся.
- Значит, не отдаст, - мрачно констатировал Рябоконь. - Этот чего под себя подгрёб, так уж не выпустит. Во паучило! А ведь человеком при Котовцеве был: "головку" вагонзавода обложил и затравил в одиночку, - не стесняясь присутствия Марешко, припомнил Рябоконь. - Равнялись мы на тебя, скотина!
Марешко зябко, едва заметно скосившись в сторону выхода, поёжился.
- И в лапу не брал! А теперь рад бы, да не дают, поди, - не за что! Вот только и осталось последнее - "палки" у корешков тибрить.