Потом она собрала его вещи. Рубашку, штаны, куртку… Ни белья, ни носков, ни даже портянок… На всякий случай она обшарила карманы, пусто, только справка-удостоверение об освобождении. Она убрала её на комод и потащила вещи на кухню, отмачивать в инсектициде. Куртка ватная, потом долго сохнуть будет, но и ему не один день, по всему видно, лежать.
Женя наводила порядок, убирала, и, когда вернулась в комнату, щели в шторах уже светились. Хорошо, сегодня воскресенье, выходной. Она вытащила из кладовки старую перину и постелила себе на полу. Перед тем, как лечь, подошла к Алисе, поправила ей одеяло. Помедлив, подошла и к нему. Посмотрела на тёмное страшное лицо с белым пятном примочки на глазу и полосками пластыря. Спит? Пусть себе спит. И ей нужно лечь. Поспать хоть часок, пока Алиска не проснулась.
Он не спал. Это не сон, а что-то тёмное, тяжёлое, что не даёт шевельнуться и не приносит облегчения. Горячее питьё согрело ненадолго, одеяло давило мягкой тяжестью, но не грело. От озноба сводило ноги, постель вдруг начинала раскачиваться, и он падал куда-то, и самое страшное — это то, что он всё время помнил, что он в доме, лежит на постели…
Когда Женя проснулась, было уже совсем светло. И первое, что она увидела — это, конечно, мордашку Алисы, и её сразу обдало водопадом вопросов. Женя спокойно переждала этот поток, зная, что ответ нужен на один вопрос: "А это кто такой?".
— Он ранен. Его хотели убить. И никто не должен о нём знать.
— Никто-никто?
— Совсем никто, — жёстко ответила Женя.
— А он хороший?
— Да, он очень хороший.
Алиса часто закивала.
— Я никому не скажу.
— Вот и умница.
Надо вставать, начинать день. А Алиса уже забралась к ней под одеяло и притворяется, что спит. Женя ущипнула дочку за нос.
— Вставай.
— Ну, мам, ну ещё минутку.
— Только минутку! — Женя рывком отбросила одеяло и встала, привычно потянулась и тут же опустила руки. Она же не одна!
Но он не то спал, не то был в забытьи. Когда Женя, уже в халатике, наклонилась над ним, он никак на это не отреагировал.
— Эркин, — осторожно позвала она.
… - Эркин, — голос пробивался сквозь беспамятство. Он хотел ответить, и боль в разбитых губах приводила его в чувство, и всё тут же опять туманилось. И опять лёгкие тёплые руки касаются его лица. Пить… так хочется пить… Что-то твёрдое касается его губ, раздвигает их, и сквозь зубы в рот вливается тёплая жидкость. Он глотает её, не ощущая вкуса и не насыщаясь.
Он пил, не открывая глаз, прихватывая зубами край чашки, уже и не пытаясь приподняться, и Женя поддерживала ему голову. Пил и даже не стонал, а как-то всхлипывал.