— Так, — кивнула Женя. — Мы уже ели, сейчас я тебя покормлю. Иди к столу.
Что-то заставило её обернуться. Эркин стоял, комкая полотенце, скручивая его в тугой жгут, и опять то же нерешительное выражение на лице. Хочет сказать и не может?
— Иди к столу, — тихо попросила Женя.
Он опустил голову, повесил полотенце и вышел.
Эркин ел медленно, устало, склоняя над тарелкой голову с торчащими во все стороны прядями волос. Женя обмыла яблоко, нарезала его на ломтики, налила всем чаю и теперь сидела и смотрела, как он ест. Алиса совсем разошлась, будто и не засыпала только что. Женя нарезала ей яблоко в чай, и теперь она увлечённо играла в рыбалку, используя вместо удочки ложку.
Эркин доел, взял подвинутую Женей чашку, охватил её обеими ладонями и окунул лицо в душистый пар. Напряжение, с которым он шёл сюда, поднимался по лестнице, когда каждый шаг непосилен, когда вошёл и увидел световой круг от коптилки, Женю с шитьём, мордашку Алисы, прижатую щекой к столу… И только сейчас это напряжение стало отпускать его. Он дышал этим паром, чувствуя, как обмякает, расслабляется тело. Он отпил, и сладкое тепло растеклось по груди. Эркин понял, что может говорить, и поднял на Женю глаза.
— Женя, я сигареты взял, — она только молча кивнула, и он продолжил, — полпачки я за прописку отдал.
— Прописка? — удивилась Женя.
— Да, это говорят так, — он улыбнулся, — ну это когда новенький приходит, он либо даёт что, либо его ещё как-то… прописывают. Я… я больше заработал, но пришлось тоже за прописку отдать.
— А где ты был? — осторожно спросила Женя.
— На рынке, — начав говорить, он рассказывал всё охотнее. — Нашёл, ну таких как я, рабов бывших, стал о работе узнавать. Постоянной работы нет. Так… поднести, разгрузить, дрова поколоть или ещё что, это можно, нанимают. Я и прописался там, у них.
— Подёнка, — задумчиво сказала Женя по-русски.
— Как? — быстро переспросил он.
— Podenka, — повторила она, улыбнулась и не так перевела, как объяснила, — работа на один день.
Он негромко засмеялся и повторил по слогам.
— По-дьон-ка, — и кивнул так, что подпрыгнули слипшиеся пряди.
— Ты пей, остынет.
— Пью, — повторил он и продолжил между глотками. — С жильём совсем плохо, говорят, кто не нашёл, прямо там спят, под забором. Но скоро будет тепло. Платят по-всякому. Кто деньгами, кто едой, кто сигаретами. Я не курю, а на сигареты наменять можно. Я за пять штук нож выменял, — он вытащил из кармана складной нож и подал его Жене. — Вот.
Женя взяла его, осмотрела, с трудом открыла. Недлинное широкое лезвие с заостренным концом угрожающе блеснуло. Женя попробовала лезвие пальцем. Острое. Но нож старый. Рукоятка исцарапана, оббитые углы, след от содранной накладки, видно, с именем прежнего владельца, на лезвии следы ржавчины и свежей заточки.