В течение трех дней японцы совершают синтоистские обряды — курят благовония, читают молитвы, готовят принятые в таких случаях блюда, отдавая таким образом дань памяти, или даже поклонения, усопшим.
Несмотря на то что стояла осень, а не лето, Савидж решил совершить положенный обряд. Ему казалось, что Акира не возражал бы. После трех дней скрупулезного выполнения предписанного синтоизмом ритуала они с Рейчел сидели, обнявшись, в саду за домом Акиры.
Их окружала ночь.
Но отблеск света играл на их лицах.
Потому что рядом с бассейном Савидж поставил фонарь. Весь день он выпускал воду из бассейна, оскверненного кровью убийцы. Затем наполнял заново и осушал его.
И снова наполнял.
И снова осушал, чтобы не осталось и следа от осквернения.
Наконец он решил, что больше ритуалу ничто не помешает.
Он чиркнул спичкой и зажег фонарь.
— Боже, как жаль, что его нет в живых, — сказал Савидж. Языки пламени отражались на его лице.
— Да, — вторила ему Рейчел. — Мне тоже.
— У него были такие печальные глаза.
— Потому что он был человеком другого времени.
— «Черные корабли» коммодора Перри… Акира был самураем. Он принадлежал тому времени, когда самураи еще не превратились в изгоев, пополнив ряды бандитов, а Америка еще не успела развратить народ Акиры. Ты знаешь, — он повернулся и поцеловал ее, — перед смертью он назвал меня…
У него к горлу подкатил комок и на глазах выступили слезы.
— Назвал меня… о Господи…
Рейчел обняла его.
— Скажи как.
— Своим другом.
— Так он и был твоим другом.
— Понимаешь ли ты, чего стоило ему произнести эти слова? Всю свою жизнь он ненавидел американцев. Из-за Хиросимы и Нагасаки. Из-за «черных кораблей» в бухте Йокогама. Акира должен был жить в прошлом веке. Когда Япония была чистой.
— Она была чистой всегда, — сказала Рейчел. — И всегда останется чистой. Потому что если Акира… если в этой стране все такие, как Акира… тогда это великая нация. Потому что честь и благородство ценятся в Японии превыше всего.
— Но он мертв.
— Потому что он исполнил до конца долг чести.
Савидж поцеловал ее, и пламя фонаря взметнулось вверх.
— Я все думаю…
— О чем?
— Об Америке. Нашей гражданской войне. Перед войной мы создали о Юге миф. Великолепные дворцы. Благородство жизненного уклада.
— Но были и рабы, — заметила Рейчел.
— Я именно об этом и говорю, — кивнул Савидж. — Миф. Порой люди создают миф, скрывающий безобразие, и принимают его за реальность.
— Типа дезинформации?
— Или памяти. Но память — это ложь. О Боже, помимо всего прочего, я изведал и это. Сейчас только это и имеет значение.
Фонарь разгорелся ярче.