После некоторых проволочек 26 марта Буссе начал наступление с целью деблокирования Кюстрина. Но и он, и Гудериан отказались тратить силы на попытку бессмысленной вылазки с франкфуртского периметра. К этому моменту точки опоры русских на западном берегу Одера так быстро увеличивались, что деблокирующая группа Буссе начала страдать от сильного численного неравенства и через день была отброшена назад с тяжелыми потерями. На совещании у фюрера 27 марта Гудериану с трудом удалось защитить Буссе, несмотря на то что он часто приводил цифры потерь убитыми и ранеными в этой попытке. Начальник штаба собрался в поездку на Франкфуртскую позицию на следующий же день, чтобы посмотреть, является ли предлагаемая атака «осуществимым предложением». Однако наутро Кребс доставил Гудериану предписание фюрера, запрещавшее ему посещение фронта и вызывавшее его и Буссе на дневное совещание (вместо обычного вечернего).
Чтобы не прерываться из-за воздушных налетов, за последнее время вошло в привычку проводить эти послеобеденные «брифинги», как их называли, в коридоре личного подземного бункера Гитлера. В 2 часа дня 28 марта в этом тесном помещении собрались Гудериан и Буссе, Кейтель, Йодль, Бургдорф, Гитлер, Борман и всевозможные адъютанты, штабные офицеры, стенографисты и охрана СС. Вскоре совещание приняло характер, который стал обычным для «бункерного периода» – истерического многостороннего состязания – кто кого перекричит. Едва Буссе начал свой доклад, как Гитлер начал прерывать его обвинениями в халатности и чуть ли не в трусости, против которых Гудериан протестовал накануне. Тогда Гудериан начал прерывать фюрера, прибегнув к необычайно сильным протестам, вызвав, в свою очередь, ропот упреков со стороны Кейтеля и Бургдорфа. Наконец Гитлер навел порядок, распустив всех, кроме Гудериана и Кейтеля. Повернувшись к Гудериану, он сказал: «Генерал-полковник, состояние вашего здоровья требует, чтобы вы немедленно взяли шестинедельный отпуск для лечения».
С увольнением Гудериана последнее здравое и независимое влияние на руководство военными делами в Германии растаяло. Остались только «нацистские солдаты», все старавшиеся как можно лучше соответствовать идеалу в духе Браухича – «мальчиков на побегушках», слепо выполнявших непредсказуемые решения фюрера. Это еще один парадокс русской кампании, что в конце, когда Гитлер подчинил себе Генеральный штаб и окончательно подавил непослушание и невыполнение его приказов, Гитлер сам начал приобретать все те свойства, которые генералы уже давно приписывали ему и которыми они пользовались, чтобы оправдать свое вечное неподчинение.