* * *
Спальня правителя Акры, просторная комната с наружной башенкой-балконом в западной части дама, была погружена во мрак, лишь две масляные лампы у широкой постели с откинутым балдахином рассеивали темноту. Правитель в длинной свободной рубахе, босой вышел на балкон и легким движением руки отодвинул прозрачный занавес.
Внизу лежала Акра, погруженная в сон. Его город: вольный, сумасбродный, хитрый как жрец, льстивый как сановник и холодно-бесстрашный как воин. Акра, которая ни во что не ставила своего правителя и, кланяясь до земли при встрече его торжественной кавалькады, прятала в глазах – усмешку, в кошельке – монеты, утаенные от чиновников, а за пазухой увесистую гирьку на цепочке.
Сейчас она спала. Казалось, ничто не может нарушить безмятежный покой фруктовых садов, террасами спускавшихся вниз, темный сон богатых дворцов и тяжелую дрему узких улочек, где даже еверу было тесно. Спал базар. Спал порт. Спали корабли, мерно покачиваясь в сонной волне. Спало огромное, черное, как антрацит, ласковое море – колыбель кораблей и их безмолвная могила.
Правитель улыбнулся. Он как никто другой знал, как обманчив этот внешний покой, как иллюзорна безмятежность города. Где-то там, в его недрах, недоступных взгляду, кипела жизнь, заключались торговые сделки, давались и нарушались клятвы, точилось оружие и свершалась месть.
Сонный город – сказал бы сторонний наблюдатель.
Бессонный город – говорил правитель Акры, знавший, что жизнь в его владениях не замирает ни на миг, и подданные его спят (если вообще спят) только вполглаза и по очереди.
Сзади послышался шорох. Не оборачиваясь, Даний посторонился. Легкий, едва уловимый аромат розового масла ласково обнял правителя и шелковые русые волосы щекотнули шею.
Женщина встала рядом, прижалась к его плечу, устремив взгляд на темную Акру и огромный купол небес над ней. Чернота его была матовой, словно подернутой легчайшей дымкой, а крупные бело-золотые звезды горели, как лампы. Ночь была такой ясной, что Даний без труда различал тонкие лучи света, протянувшиеся от одной звезды к другой, и эти лучи казались ему струнами, на которых боги играют музыку, недоступную уху смертного. Когда к ним прикасаются нежные пальцы Возлюбленной, Аннунт, Афродиты или светоносного Ахура-Мазды, на земле расцветает Золотой век. Ее омывают ласковые дожди, и она родит столько хлеба, что колос под его тяжестью сгибается пополам, а море одаривает серебристой рыбой и, не взяв обычной суровой дани жизнями моряков, возвращает домой корабли в целости и с товаром. А когда к небесным струнам тянутся пальцы Сетха, над землей и водой носятся ураганы и штормы, мужчины вынимают из ножен оружие, а женщины достают из сундуков скорбные белые покрывала.