Мысль о том, что она сама причастна к смерти бедного мальчика, ей и в голову не пришла.
Она закрыла таз с вареньем газетой, прищепнула по краям прищепками от ос - и ещё немного посокрушалась: такой молодой, такой талантливый. Бедные его детки! Бедная жена! Бедная Клавдия Гавриловна! Каково ей сейчас одной с таким горем!
Инна Васильевна вымыла и вытерла длинную деревянную ложку и кинулась к телефону.
Голос Клавдии Гавриловны звучал совершенно безжизненно, но, против всяких ожиданий, она не рыдала и не всхлипывала.
- Дорогая моя Клавочка Гавриловна, какое горе! Как я вам сочувствую!
- А, это вы, Инна Васильевна...
- Миленькая, я сейчас приеду к вам! Нельзя быть одной в таком горе!
- Приезжайте, я сама не своя, может, хоть совет толковый дадите...
Что-что, а давать толковые советы Инна Васильевна была всегда готова. Несмотря на жару, натянула черное платье, косынкой черной, специально для таких случаев хранящейся, повязалась и кинулась к троллейбусу.
Она ожидала увидеть в доме подруги суету, обычную для дня похорон, но все было тихо. Никто не бегал, не рылся по ящикам в поисках документов, не названивал в похоронную контору. Да и вообще никого в квартире не было, кроме самой Клавдии Гавриловны.
Причитания Инны Васильевны она выслушала с неподвижным лицом.
- Дорогая моя, а когда похороны?
- Не знаю еще. Звонила в морг - тело не отдают до конца следствия. Тем более, я не ближайший родственник. Яночка, Андрюшина жена, с сыном должны только послезавтра приехать, им ещё ничего неизвестно, а я даже не знаю, где они и как сообщить. Господи, каково ей будет узнать... Сестра, думаю, позвонить должна, я ей телеграмму дала. Мать Андрюшина...
- А она где?
- Дома, в Германии. Уехала три года назад. Вышла замуж за ПМЖ. Решилась на старости лет.
- Ах, миленькая, ну что же вам тут сидеть одной в четырех стенах! Едемте ко мне, побудем вдвоем, выплачетесь вволю.
- Нет, спасибо, Инна Васильевна. Вот вы приехали, я уже не одна. Посидите, сколько можете. А там Маша позвонит, Володя с дачи приедет, пообедаем вместе.
Инну Васильевну покоробило бессердечие подруги. Умер племянник убили! - а она спокойно отправляет мужа на дачу. И сама - ни слезинки. Вот она, оказывается, какая - черствая и неродственная.
Сидели в комнате за столом со скатертью, болтали вяло. Через сорок минут действительно позвонила Мария Гавриловна из Мюнхена. Услышала, что тело не выдают, сказала, что перезвонит во вторник в такое же время.
И опять Инну Васильевну, как ножом, резанула черствость и равнодушие в этом разговоре. Что одна сестра, что другая.