Как это ни удивительно, но старый Нокс хоть и насмехался над Учеником, так и не смог забыть об исчезновении Звезды. С тех пор прошло много лет. Он растолстел, обленился и ушел на покой, когда ему едва исполнилось шестьдесят (в деревне это считалось далеко еще не старостью). Сейчас ему шел девятый десяток, он стал толстым, как бочка, но ел все так же много и обожал сладости. Все дни он проводил или за столом, или в большом кресле у окна, а в хорошую погоду — на крыльце. Он любил посудачить с соседями, но в последнее время его разговор все чаще возвращался к тому самому несравненному Большому Пирогу, творению его рук (в этом он был абсолютно уверен). Даже когда он засыпал, ему снился Пирог.
Иногда Ученик останавливался у ворот перекинуться словом. Старый повар все еще звал Элфа Учеником, а к себе требовал обращения «Мастер». Ученик никогда об этом не забывал, что, конечно, говорило в его пользу, и все же у Нокса были собеседники и поприятнее.
Однажды днем, после обеда, Нокс сидел в своем кресле на крыльце и клевал носом. Внезапно он проснулся. Над ним стоял Ученик и смотрел на него.
— А, это ты. Рад тебя видеть. Все не могу забыть об этом Пироге. Сейчас вот опять о нем думал. Как-никак это был мой лучший Пирог. Или, может, ты забыл?
— Ну что вы, Мастер. Я все помню. Но стоит ли так волноваться? Это был хороший Пирог, он всем пришелся по вкусу и заслужил похвалы.
— А как же, конечно, ведь его сделал я. Но меня волнует не это. Я все думаю о той безделице, о Звезде. Ума не приложу, что с ней стало. Конечно, она не могла растаять. Это я только так сказал, чтобы успокоить детей. Я все думаю — уж не проглотил ли ее кто-нибудь… Хотя вряд ли. Она ведь не монетка, чтобы ее не заметить. Хоть и маленькая, а края острые.
— Все это так, Мастер, но вы ведь не знаете, из чего она сделана. Не стоит ломать голову. Ее действительно проглотили, уверяю вас.
— И кто же это? Я на память не жалуюсь, и этот день помню, словно он был вчера. И всех детей могу назвать по именам. Дай-ка подумать. Должно быть, это Мельникова Молли. Она всегда была обжорой, глотала, толком не прожевав. Зато теперь толстая, как мешок с мукой.
— Да, Мастер, некоторые люди имеют к этому склонность. Но пирог Молли ела осторожно и нашла там две монетки.
— Правда? Ну, тогда это, должно быть, Гарри, сын бондаря. Не мальчишка был, а бочонок, и рот огромный, как у лягушки.
— Я бы сказал, Мастер, что он был хорошим мальчиком, просто широко и дружелюбно улыбался всем. А ел он так осторожно, что вначале разрезал пирог на кусочки, но ничего там не нашел.