— Мне так кажется или вы действительно относитесь ко мне снисходительно? — без обиняков спросила Хадсона Кендалл.
— Скажите-ка, мисс Йорк, вам действительно доставляет наслаждение подлавливать окружающих на невольных промахах?
— Мне показалось, что вы в некотором смысле кичитесь своими возможностями. У меня нет таких финансовых ресурсов, чтобы порхать из Лондона в Париж, а оттуда к руинам Мачу-Пикчу. Я, как бы это понятнее выразиться, едва свожу концы с концами. И мне не очень приятно сравнивать свою убогую жизнь с кипучими буднями миллионера… Вы сколько угодно можете строить из себя фотографа-скромника, напяливая эти истертые джинсы и выцветшие футболки, но ни для кого не секрет, что вам, помимо этой усадьбы, принадлежит еще и местное отделение банка, — пылко проговорила Кендалл.
— Вы правы, — подтвердил Хадсон Беннингтон Третий.
— Ваше самочувствие не зависит напрямую от размеров вашего кошелька. И если где-то высоко в горах вам и приходится испытывать свою выносливость, то, возвращаясь в цивилизацию, вы просто извлекаете из бумажника свою платиновую карточку и решаете с ее помощью мелкие бытовые проблемы. Я не права?
— Правы, — кивнул мужчина в ответ.
— И не говорите после этого, что единственное, чего мне не хватает, — решимость. Я же считаю, что без денег моя решимость ничего не стоит. И что же мне теперь, перечеркнуть все свои желания? Обвинить себя в бездействии и неспособности на радикальные поступки и замкнуться в своей скорлупе? Вы, конечно, можете привести мне в пример тех безумцев, что без цента в кармане совершали кругосветные путешествия. Я и сама знаю предостаточно таких трогательных историй. Однако можете ли вы мне ответить, каково число отважных и одаренных людей, которым повезло меньше? Полагаю, соотношение было бы не в пользу вашей теории, мистер Беннингтон, — яростно подытожила Кендалл Йорк, полыхая от негодования.
Хадсон сосредоточенно выслушал ее, с беспокойством наблюдая, как разгораются ее дотоле бледные щеки. Он продолжал молча следить за Кендалл после того, как она замолчала и уставилась колким взглядом на давно опустевшую чашку кофе. Лишь когда молодая женщина робко подняла глаза на него, он расплылся в теплой улыбке.
— Рискую предположить, — приглушенным голосом начал он, — что вы ведете дискуссию не со мной. Должно быть, вас давно волнует эта проблема, и потому вы отчаянно ищете ее решение. Могу лишь сказать, что не стану с вами спорить. Все, о чем вы говорите, имеет место. Но чудовищный разрыв между удачей и невезением невозможно устранить пропагандой идеи социальной несправедливости. Я родился в состоятельной семье, но не стыжусь своей социальной принадлежности. И мне неизвестно, кем бы я стал, появись я на свет в иной среде. Никому не дано это знать. Но я верю, что в судьбе любого человека, который не балансирует между жизнью и смертью, имеется тот благодатный момент, когда он может сам для себя решить, что должно стать определяющим в его дальнейшей судьбе. Я думаю, вы, Кендалл, достигли этого момента. И я рад за вас. Потому что в двадцать три все кажется гораздо проще, чем годы и десятилетия спустя… Вы на самом деле считаете меня высокомерным болваном? — спросил ее в довершение Хадсон.