— Тимофей Бражник.
— Слышь, Тимофей, может, усмиришь своего лихого Дыбецкого, да я выйду, нормально поговорим?
— Ну, выходи, — согласился Бражник.
— Только имейте в виду. Мы пришли с миром. Но ежели что, там, в темноте мои ребята вас на мушке держат.
— Да ладно. Нормально все. Недоразумение вышло. Дыба, факел принеси.
Дыбецкий что-то недовольно проворчал и, подняв свой первый факел, который потух, упав в снег, скрылся в вагоне. Он снова появился как раз тогда, когда Варяг подошел к Бражнику. Теперь, при свете факела можно было разглядеть этого человека. Одет он был в телогрейку и ватники, которые бесчисленное количество, раз были заштопаны нитками разных цветов. На голове серая ушанка с опущенными козырьком и ушами. Неухоженная жидкая борода до груди, черного цвета с двумя седыми полосками, делающими ее вид еще более неприятным. Красный нос был свернут и перебит. На ногах кирзовые сапоги, обмотанные скотчем и тряпками. В руках Тимофей держал охотничье ружье, к стволу которого была приделана заточка из трехгранного напильника, видимо играющая роль штыка. При малейшем движении Бражник и Дыбецкий издавали характерный хруст и шорох, по которым Варяг сделал вывод, что они запихивали под одежду или в подкладки скомканную бумагу или древесную бересту, помогающую спасаться от холода.
— Тебя как звать, искатель? — спросил, ухмыльнувшись, Тимофей.
— Варяг.
— Кликуха что ли?
— Это имя. У меня отец морским офицером был. — Ответил Яхонтов.
— Военный, — Бражник как-то презрительно поморщился.
— А что, проблемы с военными?
— Мы их не любим. Так же как и москвичей. Ладно. Пошли в хижину. Погутарим за жизнь.
— Ну, пошли. Всяко лучше, чем на холоде.
— А твои архаровцы где? Замерзнут ведь.
— Парни! — крикнул Яхонтов в темноту. — Пошли, погреемся.
Бывший когда-то плацкартным, вагон разделяла кирпичная стена с фанерной дверью на две части. Пройдя через тамбур, люди оказались в первой ее части. Внутри воняло грязными ногами и плохо выделанной звериной шкурой. Еще стойкий запах гари от стоявшей в центре печки. Снаружи вагон действительно был обложен глиной с соломой и для окон оставались только узкие щели. Внутри стены были завешены разным тряпьем и шкурами. Стояли две койки, сделанные из шлакоблоков и досок. Гнилые матрасы на койках. Вместо подушек свернутые телогрейки. Куда подевались сидения вагона, было непонятно. Купейные перегородки тоже отсутствовали. Большой стол возле печки был сделан из одной из таких пластиковых перегородок. Всюду стояли различные ящики и мешки. Вместо стульев, все те же шлакоблоки и пара перевернутых ведер. Скудный свет в помещении давали три лучины на столе. Возле входа, в дырявом ведре находилось несколько палок с тряпичными обмотками на конце, измазанными хвойной смолой. Факелы. На полу без всякого порядка валялись дрова.