Царьков привстал со стула, чувствуя, что разговор окончен.
Баркель, выбравшись из-за стола, направился к сейфу, занимавшему всю глубокую нишу в стене. Поколдовав с каким-то очень хитрым ключом, он не без заметных усилий открыл массивную дверцу. Пересчитав на глазах у курьера деньги и запечатав конверт, предупредил:
— Только из рук в руки. И — лично!
— Слушаюсь.
Следующей вещью, извлеченной майором из сейфа, оказалась довольно-таки тоненькая книжечка в ярко-красной обложке.
— Ваше удостоверение личности, — объяснил шеф Царькову, вручая эту книжечку… Печати и подписи соответствуют подлинным. Фото, как видите, ваше. Узнаете себя? — Он улыбнулся. — Вот ручка, распишитесь. На эту деталь — подпись владельца — там обращают особое внимание… И зарубите себе на носу — с данной минуты вы офицер отдела связи штаба Первого Прибалтийского фронта. На проверках не дрожите.
— Держать марку Царьков умеет! И «Хенде хох» ему не устроят.
— За это и ценю вас. Окончится война — отблагодарим по высшей категории. Небось при советах в бараке ютились, а мы предоставим шикарную квартиру и притом, где пожелаете. В любой местности, кроме Сибири…
— Сибирь обживал мой папаша… Крутой был мужик, как сказывают. Ну а крепкое дерево глубокие корни пущает. Характер у сына отцовский, и передался он не через чужие воспоминания, нет — через кровь. А людская кровь, как известно, не водица, — мстительно изливал свою душу Царьков, пряча удостоверение в потайной карман.
— Я тут для вас приготовил одну схемку, — сказал шеф, вынув из сейфа пол-листа тонкой, чуть ли не папиросной бумаги. Воспользуйтесь ею на обратном пути. Без нее фронт не перейдете. Это ориентиры моего переправочного пункта. Мельденкопфа.
— Премного вам благодарен. — Царьков долго водил глазами по начертанным черной тушью линиям и, превратив бумажку в узенькую полоску, спрятал ее за подкладку пилотки.
Последней передачей Шустеру было личное письмо шефа, которое также следовало вручить из рук в руки. А чтобы не произошло ошибки — легко можно принять за гауптмана совсем другого человека, Баркель предложил курьеру внимательно посмотреть на фотографию своего адресата.
— Очень даже выразительное лицо… Запоминающееся, — бормотал Царьков, стараясь запечатлеть гауптмана в своей зрительной памяти.
Концовкой столь подробного инструктажа стали слова шефа о напарнике курьера.
— С вами полетит радист Ганс Деффер, — важно, словно открывая большую тайну, начал Баркель. — Это асс эфира, но очень плохо знает русский язык. Постарайтесь избавить его от необходимости объясняться с местными мужиками. Все переговоры берите на себя. Он — ваш подчиненный, младший сержант. В предписании сказано: находится в вашем полном распоряжении. Вашем! Вот видите, Царьков, как вы растете… У этого напарника золотые руки, не зря всю войну я держал его при разведшколе: из молодых курсантов он быстро делал классных радистов. Правда, своими умственными способностями Деффер не блещет… Но в его деле был бы острый слух да чуткие пальцы. Закодировать несколько фраз, затем быстро, без единой ошибки отстучать их в эфир — это ему пустяковое дело. Так что, хоть актер он и не на первые роли, но в нашей схватке с русскими без него не обойтись.