Говорят, что именно поэтому то Байонг и является уникальным городом, в котором существуют кварталы полукровок, кварталы чистокровок и все живут достаточно мирно. Погромов не бывает, ну или почти не бывает. Мне рассказывали что да, когда то давно, были погромы, а сейчас перестали. Да и кого громить, если недочеловеков здесь гораздо больше чем чистокровных людей.
* * *
Почти дойдя, до ратуши, я заметил открывающего свою лавку Вертера, гнома, живущего в городе очень давно. Кстати, раньше я считал, что гномы — это кузнецы, оружейники, оказалось нет. Гномы это прежде всего банкиры, держащие всю финансовую систему в большинстве стран, этакая мировая денежная элита. Вертер — исключение, потому что он именно что железных дел мастер, как я всегда гномов и представлял. Кивнув ему издалека и получив в ответ поднятый кулак, жестом «Рот Фронт!», означающим здесь тоже самое, что и у нас. Громкое сопение на всю площадь и едва слышное:
— Guten Morgen, Buerotrottel, — вместо: «Но пасаран!»
Я улыбаюсь. Это уже вроде игры, постоянно обзываться, словно маленькие дети, впервые узнавшие значение «взрослых» слов. Дело в том, что гномы разговаривают на матерном языке, совсем как мы. Это сейчас мне смешно, а когда я вспоминаю, как мы с ним познакомились, то смех остается где-то очень далеко за кадром. Мы тогда вообще чуть не поубивали друг друга, хотя скорей всего, гном убил бы меня.
* * *
Я шел тогда к западному выходу из города, где можно было наняться на неквалифицированную работу у Джонни— Башмачника. Говорят, что раньше он был модным сапожником в столице, но на свою беду четвертькровкой, к тому же орочьим. Ну и во время крупных беспорядков, напоролся на неприятности от своей гильдии. Что он натворил — я не знаю, но ему пришлось переселится сюда, поскольку воздух столицы стал очень вреден для его дыхания. Здесь он открыл небольшую забегаловку, в очень удачном месте. Здесь же получилось нечто вроде биржи, где можно наняться на неквалифицированную работу, что я и собирался сделать.
Толкнувший меня коротышка с широкими плечами, оттолкнул меня с дороги, пёрнул в мою сторону и сказал:
— Du verdammte Scheisskerl! Vollidiot!
Вы поймите меня правильно, я не знаю немецкого, но кое-какие ругательства помню. По крайней мере, единственный урок немецкого языка, который я действительно прослушал в университете от и до, тщательно конспектируя — это урок по ненормативной лексике, когда нашу немку заменяла её молодая коллега, девчонка чуть старше нас. Или мне послышалось, или меня только что выматерили.