Грин отдергивал хвост и смешно надувался, а Тесс только руками разводил с полуулыбкой-полуусмешкой: "Я не нарочно, ты знаешь…"
За это мимолетно-виноватое выражение Грин прощал Тессу не только дергание за драгоценную часть тела, но даже более серьезные прегрешения, вроде подколок и постоянно настороженного взгляда и ворчливого брюзжания по поводу некоторых, способных одним нечаянным поворотом разнести полдома.
Спотыкаясь:
— Грин! Вы хвост свой специально сюда положили?
Глядя на кровать:
— Грин! Если вы будете так старательно валяться, вы же свалитесь!
Наблюдая за тем, как Рон пытается читать:
— Грин, царапины от когтей на сенсорном экране не заполируешь!
И на любые попытки действовать лапами:
— Я понимаю, Грин, что вы привыкли все делать сами, но теперь — отвыкайте! Не получается что-то — зовите! Вместе придумаем способ делать вам то же самое безопасно! — а безопасность была одной из главных забот придирающегося к сфинксу Тесса. Не опрокинь, не разлей, не разбей, не наступи, не обожгись, не обварись, не ушибись — и так далее, где-то в меру, где-то — явно сверх меры.
О собственной безопасности Тесс тоже не забывал: держался от сфинкса подальше и по возможности избегал крыльев — не то чтобы опасался, а закономерно считал элементом слишком непредсказуемым, слишком крупным для дома и слишком сильным, чтобы находиться с ним близко. Засветит нечаянно кончиками маховых перьев — каждое почти метровой длины, и все достаточно жесткие, чтобы удержать в воздухе кошку весом с самого Тесса, если не больше — и не заметишь, как окажешься в ссадинах и синяках. А засветить легко, потому что самих крыльев в размахе там метров пять, в доме и места нет столько, не развернешь — и видно, что просят они движения… Нафиг, нафиг! Таким только во дворе — или лучше в небе уж восхищаться.
Тем более что и повод для восхищения Грин дал в первый же солнечный день, попробовав полетать. Прыжком с крыльца ушел прямо в холодное осеннее небо, порхал, как мог, переворачивался, экспериментировал с хвостом, с лапами, чтобы развороты были достаточно резкими, нырки до самой земли — безопасными, парение на высоте — долгим и неутомительным.
Воздух постепенно покорялся, нарабатывалось ощущение и умение ловить восходящие и нисходящие потоки. Упражняясь так, Грин залетел достаточно далеко, увидел внизу легкую добычу — и взял ее с высоты, даже не задумавшись. Стремительным пикирующим прыжком переломил позвоночник, и только дернув когтями горло жертвы — для верности — осознал, что с ним творится что-то не то.
Про это мясо он Тессу не сказал, вернулся домой под вечер и лег спать, по-кошачьи поджав под себя лапы, ночью несколько раз просыпался, но заставлял себя не вскакивать и не вылезать во двор.