На Тантаэ болтовня Ксиля оказала потрясающее по целительной силе воздействие. Обреченное выражение пропало из вишневых глаз, складка на лбу разгладилась, а под конец речи Пепельный князь даже улыбнулся:
— Ты, как всегда, абсолютно бесцеремонен, — констатировал он спокойно. — Но, возможно, сейчас и прав: незачем рассказывать эту неприятную историю именно этим вечером. Ириано меня спровоцировал, вырвав обещание хитростью, но к такому поведению давно пора уже привыкнуть. Прошу прощения, Найта, Айне, — склонил голову Пепельный князь, прикладывая ладонь к сердцу. — Мое желание излить душу было несвоевременным и весьма глупым. Думаю, есть смысл продолжить разговор в другой раз, если вас это все еще будет интересовать.
Максимилиан расхохотался и демонстративно захлопал в ладоши:
— Ну, замечательно, Тай! Чудесный вывод! Чуть встряхнулся — и сразу на попятный. Нет уж, раз начал — заканчивай сейчас, а я заодно послежу, чтобы ты не наговорил ничего, о чем потом пожалеешь. А вы, девочки, дадите слово, что не станете распространяться об этом разговоре, — добавил он, выразительно поглядывая на нас с Айне. — Это не секрет, разумеется, и одно время в кланах много говорили о смерти Эвис и уходе из Пепла Времени Ириано, но сейчас страсти поутихли, и мне вовсе не хочется их разжигать снова.
— О чем речь — буду нема, как могила, — повторила я любимую присказку брата. Пророчица только кивнула, подтверждая мои слова.
Наше с Айне дыхание на морозе превращалось в облачка пара. Даже в савальском шелке было слишком холодно — щеки немели и пальцы в перчатках зябли. Пророчица высоко подняла воротник шубки, закрывая уши.
Но Ксилю в тонком шерстяном свитере и Тантаэ в осеннем пальто, кажется, все было нипочем — и мороз, и зима. Шакаи-ар вообще редко отмечали смену времен года… И течение времени — тоже.
Когда Тантаэ начал свой рассказ, голос князя звучал так, словно события тысячелетней давности все еще стояли перед глазами.
— Надо сказать, — задумчиво произнес он, — что не всегда наши отношения с Ириано были в таком плачевном состоянии. Лет до тридцати он меня боготворил и всячески равнялся на мою особу. Типичное положение дел в семье шакаи-ар. И делу нисколько не мешало то, что княжеский титул я получил лишь на исходе своего двадцатого века — Ириано видел, что в клане меня уважали. Он не задумывался над тем, что глубокое почтение объяснялось не столько силой, сколько умением правильно ее использовать, а также тем, что я был сведущ в политических играх и умел обращать спорные ситуации на пользу своего клана.