— В самом деле? — поинтересовался заключенный живо. — В последний раз мне говорили такое в тот момент, когда мне в спешке пришлось покидать город Ангельской Руки. — Тут он перевел глаза на Солтериса. — Ты не хочешь попить со мной чаю? И ты, моя дорогая Герда. — Епископ нахмурилась — ей явно не нравилось такое фамильярное обращение со стороны заключенного, — и эти господа, тоже, конечно же, — старик кивнул в сторону охранников и шагнул к небольшому очагу, на котором уже закипал чайник, Несмотря на то, что на столе стояло лето, огонь тут был совсем нелишним делом. Башня была сырой, а тут было холодно — через узкие щели, долженствующие служить окнами, проникало, должно быть, в самые солнечные дни и то не слишком много света. Что уж там говорить о тепле!
— Это что, просто визит вежливости, Солтерис? — поинтересовался Антриг, заливая кипятком чайные листья и окутываясь при этом паром, — или же я должен тебе в чем-то помочь? Это возможно, но только в масштабе моих условий, — и старик красноречиво окинул взглядом свою комнату.
В его голосе не было и следа сарказма. Очевидно, он уже давно свыкся с таким вот образом жизни и уже не ощущал неудобств от сознания потерянной свободы. Тут Антриг резко повернулся, отчего подвески на его шее жалобно зазвенели.
— Боюсь только, — сказал заключенный, — что к чаю я могу подать вам только хлеб и масло! Конечно, икру я периодически заказываю, но мне почему-то ее все равно не приносят.
Епископ выглядела донельзя удивленной, но Керис заметил, что архимаг закусил верхнюю губу — он подавлял некстати возникшую улыбку. Наконец архимаг успокоился и сказал:
— Что ты, Антриг, хлеб да масло — этого вполне достаточно к чаю.
Антриг повернулся было, чтобы пригласить охранников, но Герда опередила его — она сделала легкое движение рукой, и оба охранника одновременно попятились к проему выхода. Пожав плечами, Антриг схватил со стола первый попавшийся лист бумаги, свернул его трубочкой, сунул в очаг и получившимся пламенем зажег свечи, чтобы усилить освещение, поскольку факелы давали не слишком много света.
— Послушайте, госпожа моя! — обратился Солтерис к епископу, — нельзя ли попросить вас оставить нас наедине? Нам нужно поговорить!
Бледные невыразительные глаза Герды приобрели стальной оттенок.
— Вообще-то, сударь мой, мне не хотелось бы выходить, — жестко сказала она. — Раньше и без того слишком тесно общались между собой практикующие магию! А мой предшественник сказал, что этот человек был когда-то твоим учеником! Только благодаря твоему вмешательству он не был казнен, а помещен сюда. Как главное духовное лицо империи я не могу…