– Что, покомандовать хотите? Добро, у меня в офицерах большая недостача, но дело, знаете ли, опасное.
– Не покомандовать, а повоевать...
Через минуту новгородские драгуны уже летели вперед, нацелившись на самую середину персидских батальонов. Летели под градом пуль, обгоняя посланные на помощь подкрепления, а когда нервы натянулись до крайности, кто-то крикнул «ура», и все разом подхватили этот клич. Тогда рев сотен глоток, беспрерывная пальба и гул орудий слились в один протяжный раскат. Конная лава понеслась по полю, где лежали сотни тел, часть уже бездвижных, а часть еще ползущих, стонущих и молящих о помощи. За ними спешила новая волна наступающих, с ружьями наперевес, прыгавшая через поверженные тела и поддерживавшая лаву новым громовым «ура».
Болдин, пожалуй, впервые испытал чувство полного самоотвержения, когда исчезает собственное «я», ты ощущаешь себя лишь частичкой этого общего целого и поступаешь только так, как нужно ему. Увы, это упоение битвой продолжалось недолго: поднявшийся впереди огненный столб от разорвавшегося пушечного ядра выбил его из седла. На какое-то мгновение он потерял сознание, а когда пришел в себя, с удивлением обнаружил, что падение не принесло особого вреда. Весь взрыв принял на себя его конь.
Лишившись боевого друга, Болдин был некоторое время в каком-то оцепенении. Драгуны были уже далеко, пехота еще не подошла. Вдруг из-за груды скальных камней, лежавших на небольшом отдалении, послышался стон. Болдин поспешил туда и обнаружил раненого драгуна, над которым склонилась лошадь.
– Ваше благородие, – услышал он слабый голос раненого, – бери коня, гони проклятых...
– Тебе, братец, он самому пригодится.
– Н-е, я уже убитый. Бери, да помяни душу Федора...
Павел раздумывал недолго: если драгуну суждено выжить, его скоро подберет следующая по пятам санитарная команда, а если возьмет к себе Господь, Павел отомстит супостатам. Вскоре он уже скакал к полыхавшему впереди бою.
Врагов было множество, но это, если смотреть со стороны. Когда же работа началась, да еще всей артелью, ее величиной не смущаются. Лихо, со всем пылом нерастраченных сил включился в нее Болдин, и удача сопутствовала ему. «Дай Бог, поесть сабле живого мяса!» – вертелись в голове слова незабвенного Кульнева, его старшего товарища по кадетскому корпусу, и ненасытное пиршество продолжалось. Уже несколько врагов пало от его сабли, уже устала рука, помутилось сознание, и только мысль о том, что работа не кончена, заставляла вгрызаться в толщу врагов. Они, кажется, сами поняли неодолимость этой сокрушающей русской силы и стали подаваться назад. Вот Павел опустил саблю на едва живого от страха перса, и тот повалился тяжелым снопом. Вот на него надвинулся огромный сарбаз, угрожая проткнуть штыком, но тут же пал от приклада подоспевшего солдата.