Он погасил свет и вышел из конторы. Луна заливала ясным и прозрачным сиянием пустую площадь. Не успел он сделать и нескольких шагов, как от столба отделилась тень и метнулась к нему. В лицо пахнуло знакомыми духами.
— Ты меня испугала! — Кадзи крепко обнял жену.
Они медленно шли к дому. И Кадзи неожиданно для себя опросил, что у них сегодня на ужин.
— Угадай!
— …Жареное мясо и салат?
— Нет, керри. А тебе хотелось жареного мяса?
— Да нет, это я просто так. Я очень люблю керри.
— Я могу приготовить мясо.
— Нет, я не к тому, — сказал он, припоминая выражение лица Окидзимы. — Я просто подумал, могут ли люди, у которых на ужин жареное мясо и всякие салаты, сочувствовать тем, у кого нет ничего, кроме соленой репы. Одни говорят — сочувствовать можно и нужно, а другие возражают: такое сочувствие все равно что ломаный грош, на который ничего не купишь.
Митико промолчала.
— Н-не знаю… — неуверенно сказала она чуть погодя. — Но отдавать другим свой ужин я бы тоже не стала.
Кадзи кивнул. Да, пожалуй, правда. Ведь Окидзима пьет свое пиво, не думая ни о чем. А Кадзи хоть и думает, но с аппетитом ест свое жаркое. И все же неверно, что не стоит думать о тех, у кого нет жаркого, если у тебя оно есть. Окидзима неправ.
— Не смей думать, слышишь! — повелительно шепнула ему Митико. — Ты уже вышел из своей конторы, ты мой!
Теплый, сладостный ночной воздух овевал их, когда они поднимались по горной дороге. Запах молодой листвы кружил голову. Кадзи овладело неудержимое, жадное желание.
— Ты чувствуешь, какой здесь аромат?
Прильнув к нему, Митико запрокинула голову, как бы желая подставить лицо лунному сиянию, и опустилась на траву, увлекая его за собой…
…Уже у дома она вспомнила, что не рассказала Кадзи о дневных гостях. Пятьсот иен, сахар, мука, полотно… Кадзи молча слушал. Митико искоса поглядывала на него: в свете луны лицо его казалось бледным и гневным.
— Ты сердишься?
— А ты собираешься принять все это? — резко спросил Кадзи.
— Вовсе нет. — Митико покачала головой. Ей самой ничего не нужно. Ей хотелось доставить удовольствие Кадзи. Она рада любой мелочи, которая украшает их жизнь. А больше ей ничего не нужно. — Хочешь, я завтра отнесу все обратно?
— Не надо, я сам верну.
Завтра придется вызвать всех троих. Наглецы! За кого они его принимают? Урвали по лишней иене со своих рабочих и мечтают подкупить его, развязать себе руки! Чтобы он не мешал им выжимать соки из этих горемык. Мука и сахар взяты, конечно, из продовольственного склада. Они в сговоре с Мацудой. Мацуда ведает рабочими пайками. На каждого рабочего отпускаются жалкие крохи, но для десяти тысяч набирается не так уж мало. Украсть мешок муки и килограмм-другой сахара для них сущий пустяк. Они хотят подкупить его продуктами, отнятыми у голодных!.. Все, все краденое! Саке — со склада какой-нибудь воинской части, полотно — из скудных норм, отпущенных на всю округу. Ох, за какого же дурака они его принимают!