Все гости, приглашенные для торжественного извлечения из земли громадного клада, добрались до Вязьмы без потерь. Для них были устроены немудрёные народные гулянья с фуршетом, потом всех накормили ужином и уложили спать, чтобы в шесть утра безжалостно разбудить. В восемь утра состоялся торжественный выезд в Ведьмин лес, на въезде в который был поставлен шлагбаум, а по обе стороны от него на пару сотен метров забор. Мы въехали первыми, а вслед за нами генерал-губернатор, с которым я встретился утром и рассказал о том, что сегодня будет вырыто из вяземской земли часть того золота, которое французы, словно последние воры, спёрли из Кремля. У Александра Александровича при этом был такой вид, что Аптекарь чуть было не забеспокоился, но генерал-майор быстро взял себя в руки и, положив мне руку на плечо, спросил:
— Князь, и вы действительно намерены часть этого золота отдать в казну Российской империи?
— Ваше высокопревосходительство, на благо Отечества будет истрачено всё это несметное богатство, ведь мы сейчас переживаем не самые лёгкие времена. — Ответил я и с улыбкой добавил — Но это лишь малая толика того, что я намерен вложить в государеву казну.
Расчувствовавшись, генерал-губернатор промолвил:
— Сергей Михайлович, сударь мой, я буду ходатайствовать перед государем императором о вашем награждении.
В ответ я только молча поклонился и подумал про себя: — "Эх, Сан Саныч, да я сам из Николашки бородёнку-то без наркоза выщиплю, лишь бы он тебя с места не сгонял, шут гороховый, потому, как ты мужик толковый и ко многим вещам относишься с пониманием. Вот ведь не повезло с царём, так не повезло". Всех проезжающих через шлагбаум тщательно сверяли со списками, но тех, кто решил пробраться в Ведьмин лес без билета, в шею не гнали, а лишь вручали им билеты на вторую, наспех сколоченную за ночь трибуну, но когда гостей привезли к месту раскопа, то к буфетам допускали всех без исключения. В лесу слышался громкий женский смех и весёлый гомон голосов. Погода стояла чудная, но всё же было жарковато. К десяти часам утра все гости разместились на трибунах и громко гадали, что же за развлечение уготовил всем светлейший князь Горчаков. Многие журналисты вместо того, чтобы подняться на трибуны для зрителей, забрались на высокий помост, где было установлено два десятка телеграфных аппаратов и к их услугам были предоставлены телеграфисты. Линия электрического телеграфа была протянута до самой Вязьмы.
Ровно в десять часов я вышел из строя своих друзей, стоящих с надраенными до блеска штыковыми лопатами в руках. Чтобы было не так жарко работать, а на мне был надет в то утро парадный мундир с золотыми погонами, я снял с себя китель и остался в белой рубахе и галифе с подтяжками. Ну, точно так же были одеты все мои друзья, только не все были в галифе. Первым шагнул я, а за мной четверо моих неразлучных заместителей. Воткнув в землю лопату, я вежливо кивнул всем и сделал, наконец, громкое заявление: