Шелот очнулся первым, но на вопрос Мокея будто и ответить не мог ничего, разводил руками, что-то бубнил непонятное.
— А князь наш где? — обступили Шелота древляне. — Нам сказывали, с вами он был. Куда вы его дели? Где князь?
Вопросы так и сыпались со всех сторон, Шелот смотрел вокруг мутным взором, отмахиваться начал, заплакал вдруг. Плачущего волхва тут не видели, это подивило, но не настолько, чтобы его оставили в покое, наоборот, все как будто рассердились, стали напирать на него, трясли, требовали ответа.
— Оставьте Шелота.
Это произнес Маланич.
Он по-прежнему лежал, где положили, глаза закрытые, вода, какой его приводили в чувство, смыла с лица следы крови, но он оставался по-прежнему бледен, казался немощным, однако в этом твердом голосе все еще были прежние властность и сила. Все так же, не открывая глаз, Маланич стал приподниматься, встать не смог, просто сидел под бревенчатой стеной, опустив голову с мокрыми седыми волосами. Сейчас он казался бы слабым старцем, если бы не его уверенный твердый тон:
— Мы — волхвы, служители богов — не ответчики перед людьми.
— В мирное время — не ответчики. Но сейчас не то, — сказал кто-то из толпы.
К Маланичу склонился Мокей.
— Вас последних видели с князем Малом. Тебя, Маланич, Пуща и…
Тут он заколебался. Замер на миг, переводя взгляды с одного на другого волхва. Маланич понял: сообразительный сукин сын, догадывается. И даже вздрогнул, когда некогда возвышенный им вдовий сын выпалил:
— Пошто Шелот в рубахе князя разгуливал?
Маланич повернул в его сторону занавешенное волосами лицо, слабой рукой откинул пряди. Жуткий взгляд — черные глаза в кругах темных синяков казались неестественно большими, белки были красными, кровавыми. Мокей даже сперва опешил, попятился. Но с ним были его люди, чего ему опасаться полуживого волхва. И он опять спросил: куда делся князь?
— Если отпустите нас, вернем вам князя, — отозвался Маланич.
Мокей скривил в насмешке рот.
— Нашего князя?
Маланич смотрел на него таким взглядом, что ранее любой древлянин пал бы ниц. Но за это время, за время войны, когда древляне поняли, что могут отражать врага и сами, даже силы самого Маланича не казались столь ужасными. К тому же Мокей как никто иной понимал, что волхв лжет. И это придавало ему уверенности.
— Ваше чародейство больше зла приносит нам, чем помогает. Мы готовы бороться, но только не так, когда наши павшие не имеют покоя и после смерти, не тогда, когда оживают древние страхи, несущие гибель нам же самим. Поэтому нет вам больше веры. И если вы погубили нашего князя…