Он потоптался на месте. Потом собрался с духом:
— Это варяги только и думают о чести и славе. Это они любят чужую землю, а нам и своей достаточно.
— Все вы так говорите, — сказала Ольга, — да только на вашей земле уже давно варяги хозяйничают!
Нет, она все же не совладала с собой, сорвалась, молвив недозволенное. И эти ее слова вызвали сильное возмущение, воины вставали, хотели уйти, тут же произошли стычки с теми же варягами, которых только что похвалила княгиня, и которые, воодушевившись, едва ли не стали напирать на других. Казалось, еще миг, и свои же со своими схлестнутся. Вольные люди, которые ощутили, что над ними нет сильного главы… одна княгиня, которой в сечу не идти. Которая желает их руками загребать жар.
И тут вдруг на колоду, на которой прежде сидела Ольга, взобрался оставленный всеми Святослав.
— Я князь ваш или не князь?
Его мальчишеский пронзительный голосок остро и звонко прозвучал во всеобщем гвалте. Но это, как ни странно, обратило на себя внимание. Кто-то даже рассмеялся, кто-то наоборот цыкнул, требуя тишины.
— Гляди-ка, наш пострел уже поспел!
Святослав топнул ножкой, сердился, руки упер в бока.
— Я маленький, и то повел вас в сечу. И гордился вами. Думал, вы костьми ляжете, но не посрамите земли Русской. Я сам бы воевал… если бы мама пустила. И я бы погиб за честь Перуна. Потому что мертвым не стыдно.
И он заплакал.
Когда-то он вновь скажет эту фразу. Иначе, но скажет. Сейчас же Святослав просто плакал. Он был маленький князь, его победы были еще впереди, но эту свою войну, первую, он не хотел проигрывать.
Ольга заволновалась, что вмешательство ребенка только рассердит бывалых витязей, но она ошиблась: они угомонились. Многие вообще застыдились, отводили взоры.
Волчара даже подошел к Святославу, смотрел на него задумчивым взглядом.
— Может, и хорошо, что тебя мама не пускает, пока ты мал. Но как вырастешь… За таким князем многие пойдут. И если мы и будем сражаться, то за тебя, сокол наш. Но учти…
Он говорил сурово, как со взрослым:
— Учти, соколенок, только дурак ломает голову над тем, как начать дело. Умный думает, чем оно кончится. И славен тот правитель, который сохранит людей для новой войны.
Святослава взял на руки Асмунд. Сказал:
— Новая война бывает после победы. А поражения мы пока не потерпели. Так что еще поборемся.
А еще воодушевило людей известие, что в Искоростене тоже что-то происходит. По крайней мере, доглядники сообщили, что древляне скинули на острые колья со стены своих волхвов. Пока только двоих, но это уже был добрый знак.
Маланича поразила смерть его соратников. Ранее о таком древляне и помыслить не смели — на волхва покуситься!.. А теперь вон волю взяли угрожать, богов забыли!.. Хотя тут-то нее и дело: Маланич сам их заставил отречься от богов. Привычных светлых богов, к которым обращались по любому поводу, будь то свадьба, выход на охоту или каждодневное разведение огня в очаге. Теперь же их приучали поклоняться только тем, кого хоть и почитали, но редко поминали. А богам надо, чтобы о них помнили, в этом их сила. Вот Маланич и научил людей, кому молиться, сам строго следил, чтобы слушались, а как напустил на них всякую нелюдь, так люди сами стали у темных просить защиты. Потом разуверились, разочаровались в них. А это для богов хуже всего. Да как это людям втолкуешь? Вон они за свое: князя им да князя. И волхвов уже добром не поминают, ни тех, что для них рать мертвую водили да сгорели в одночасье, ни тех, кого сбросили со стены на колья… А когда Маланич сказал, что для важного чародейства ему понадобится жертвоприношение, ему только овцу тощую и выделили, да еще сказали, чтобы и за это благодарил. Город ведь нынче в осаде, надо беречь припасы, тех же овец.