Свенельд ушам своим не поверил, даже дыхание задержал, дивясь подобному смирению в голосе княгини.
Древляне тоже выглядели удивленными. Один из бояр заулыбался, оглянулся на своих спутников. Только Мокей, как и ранее, сидел ссутулившись, заслоняясь своей волчьей личиной.
Ольга продолжила:
— Вот что я вам скажу, почтенные: мстить больше не стану. Хочу, чтобы все было, как и ранее. Поэтому установлю дань… небольшую. Откупитесь только тем, что сможете дать.
Мокей не двигался, иные озирались. Теперь они начали улыбаться, даже увечный воевода посветлел лицом. Именно он и сказал:
— Что хочешь от нас? Мы рады дать тебе и меду и мехов.
— Нет у вас теперь ни меда, ни мехов, — резко, как отрубая, взмахнула рукой Ольга. — Ничего нет. Поэтому попрошу как дань только птиц, каких возложу на алтари помогавших мне богов. Так что пусть из Искоростеня мне пришлют по три голубя и по три воробья от каждого двора. Ну что таращитесь? Такова моя милость вам. Я ведь не желаю разорить вас окончательно, как муж мой того хотел. И считаю разумным, чтобы вы и в дальнейшем богатели да могли полюдников моих содержать. Поэтому и возьму меньше, чем при Игоре брали. А не послушаетесь — изнемогать останетесь, пока не подохнете с голоду. И в этом мое последнее слово.
Повисла напряженная долгая минута. Свенельд оглянулся на Ольгину свиту. Асмунд, Претич, ярл Кари — все они выглядели ошеломленными. На кой ляд им столько птиц? В стрельбе из луков, что ли, упражняться? Ну уж точно — не на алтари возлагать.
И Свенельд понял, что Ольга лжет. Замыслила что-то… что Малфрида ей насоветовала.
Но древляне уже согласились. Они сказали, что нескольких дней им вполне хватит, чтобы собрать названную дань, что всем миром птичью ловлю устроят. Понятное дело, им тоже не терпится поскорее покончить со всем этим. А затем они выставят за ворота корзины с собранными птицами — как знак своей доброй воли и признание мира.
— Добро, — кивнула Ольга. — Но учтите: пока я не получу обещанное, пока не совершу жертвоприношение, мои рати будут удерживать осаду.
Она резко развернула коня и поскакала назад. Разлетались полы плаща, мелькала меховая опушка.
Свенельд рассчитывал переговорить с Ольгой в стане, но она избегала его. Даже когда все воеводы явились и стали требовать пояснений, она вдруг проявила решительность и просила только одного: чтобы в кои-то веки не она их выслушивала, а они ей доверились. А еще приказала зачем-то осмолить каждый трут или тесемку, какая найдется; пусть еще разрежут на полосы тряпье и ветошь, какую раздобудут, и тоже осмолят, чтобы горело хорошо, если поджечь. А еще повелела воинам не беречь запасы, а наесться всем от пуза, чтобы силы были. По всему выходило, что будет бой. И бой решающий.