— А может, это Джек-потрошитель? — с подчеркнутой серьезностью предположил доктор. — Его же, помнится, не нашли коллеги ваши английские. Вот и куролесит опять.
— А почему бы и нет, — подыграл полковник, — только он ведь врачом, по мнению этих, как вы выражаетесь, коллег, был. Может, он у вас практикует?
— Вы, полковник, сами не понимаете, что творите и во что пытаетесь сунуть свой нос, — резко отбросив сарказм, предельно мрачно констатировал доктор. — Не перебивайте. Вы должны понять, а если не можете понять, то просто поверьте мне на слово, что без работы нашего центра сегодня практически немыслимо дальнейшее развитие цивилизации.
— Отлично, а для него, для развития то есть, необходимо забой людей периодически организовывать? — с энтузиазмом, надеясь спровоцировать и поймать на слове собеседника, развил тему чекист.
— Вы совершенно напрасно передергиваете, — вконец помрачнел Булдаков и совсем уже недобро посмотрел на полковника. — То есть вы должны отдавать себе отчет, что пытаться остановить прогресс небезопасно.
— Вот как? — еще больше обрадовался Козлов. — Значит, во имя прогресса, по-вашему, кто-то должен жертвовать своими органами и даже жизнями? А кто же достоин плоды его пожинать, по-вашему?
— Избранные, — просто-таки замогильно произнес Булдаков.
Надо сказать, что подобного циничного поведения Козлов, если честно, не ожидал. Он, конечно, был очень даже наслышан о высокой клиентуре зарвавшегося доктора, но чтобы вот так вот, в открытую, к этому он при всем своем оперативном опыте был как-то не готов. Тем не менее Козлов решительным усилием взял себя в руки.
— Так, так и кто же их избирает, позвольте поинтересоваться? — спросил он в лоб.
— Знаете, полковник, а вот это уже совершенно не вашего ума дело. Размер и форма вашего лба никак не свидетельствуют о весомости мозга, за ним скрывающегося. И потом, мы, по-моему, сильно отклонились от первоначальной темы разговора, который, кстати, на мой взгляд, закончен, — предельно нагло заявил трансплантолог.
Тут уж, надо признать, Козлов немного опешил. Но, тем не менее сумел смерить собеседника, насколько мог, холодно-оценивающим взглядом. Тот был воистину чудовищен — огромный, рыхлый, какой-то буквально шарообразный. Больше всего, в своем не слишком опрятном белом халате, он походил на заготовку для снеговика. Казалось, выкатись он из-за своего обширного стола, запросто раздавит невысокого чекиста.
Он, впрочем, подумал не об этом. А о том, как же может такое чудище об избранных рассуждать. Какие же тогда они? Страшно подумать. Но, разумеется, ничего на этот счет не сказал, а просто подвел итог: