Фаррук с ужасом осознал, что перед ним вовсе не его любимая Виола, а ее наперсница и гарант девичьей целомудренности ужасная и отвратительная Элефантина.
– Прижми же меня к себе сильнее! – крепко обхватывая шею оторопевшего юноши, громко возопила мегера. – Возьми меня, юный красавец! Я трепещу от страсти! Обладай мной, как твоей душе будет угодно! Я на все согласна, мой безрассудный любовник!
В тот же миг Элефантина перешла от слов к делу. Своими ручищами она стала притягивать голову Фаррука к своему лицу. Юноша как мог пытался сопротивляться, но давление двух могучих конечностей уродливой мегеры легко преодолевало все его потуги высвободиться. Смрадный рот навязчивой старухи неумолимо приближался к его рту.
Из последних сил горе-любовник оттолкнул от себя кошмарную тушу, освободился от удушающего захвата цепких рук и без оглядки рванул прочь из комнаты обратно на балкон. Однако удрать от Элефантины оказалось куда как не просто. Обе ее пухлые руки вдруг начали удлиняться и пустились в погоню за убегавшим юношей, норовя схватить его и вернуть обратно в спальню.
Каким-то чудом Фарруку удалось избегнуть навязчивых объятий престарелой дамы. Опершись одной рукой на перила балкона, он, не задумываясь, перемахнул ограждение и сверзился вниз с приличной высоты. На его счастье, прямо под окном рос куст сирени, поэтому падение завершилось для него более или менее удачно. Не обошлось, конечно, без царапин, но это мелочи по сравнению с опасностью, которой ему только что чудом удалось избежать.
Не теряя ни мгновения, он рванул что было мочи прочь от дома мэтра Бастиана.
Тем временем кошмарная Элефантина вышла на балкон и огласила ночную тьму невыносимым до умопомрачения воем.
Несмотря на то что Фаррук очень быстро удалялся от дома начальника учебно-тренировочного лагеря, громкость воя ничуть не понижалась, а наоборот – возрастала. В какой-то момент она достигла запредельного уровня и приобрела материальность грубого солдатского ботинка, саданувшего так, что юноша реально ощутил мощный пинок сзади ниже пояса и полетел лицом в непонятно откуда возникший на его пути цветущий розовый куст. В последний момент он успел уловить ноздрями ни с чем не сравнимый аромат благоухающих цветов и наконец проснулся.
С величайшим облегчением Фаррук осознал, что прекрасная Виола, обратившаяся неведомым образом в свою кошмарную тетку, была всего лишь ночным наваждением. Сон, конечно, ужасный, до неправдоподобия реалистичный, и все-таки это всего лишь сон. Зато невероятный рев Элефантины, аж до дребезжания оконных стекол, никуда не исчез. И только через какое-то время после пробуждения до сознания Фаррука дошло, что это вовсе не женский крик, а громогласный вой тревожной сирены.