Зато - скорость, оперативность, мобильность. Этим он, господин канцлер, и ценен для Императора. Если глубокоуважаемое Императорское Око - всего лишь око, орган, так сказать, сугубо созерцающий и контролирующий, то он, господин канцлер, - правая, а может быть, и левая рука Императора - орган во всех отношениях деятельный, практический и ловкий.
Господин канцлер подошел к панорамному окну и снял очки. Отвратительно. Чрезмерно. Не скромно. Есть все-таки в любой форме жизни чрезмерность и нескромность. Расточительность. Вот главный враг любого государства - расточительность.
- Его Императорское Величество настаивает на сокращении ассигнований на образовательные программы, - говорит Императорское Око, и господин канцлер почти воочию видит его тяжелый подбородок, близко посаженные глаза, которые можно было бы назвать поросячьими, если бы свиньи умели смотреть таким тяжелым и подозрительным взглядом.
Вчерашняя встреча с Императором оставила неприятный осадок. Особенно неприятный, поправил себя господин канцлер, потому что каждая встреча с Императором оставляет неприятный осадок. Наверное, так чувствует себя обесточенный прибор - щелк, и жизнь кончилась. Щелк, и возник осадок. Неприятный.
- Вы готовы? - спросил вежливо Императорское Око, как будто, если бы господин канцлер был не готов, то встречу отложили бы. Из глубокого уважения, так сказать.
- Готов, - сухо ответствовал господин канцлер и весомо похлопал по кожаной папке.
- Тогда прошу, - Императорское Око вошел в лифт, господин канцлер втиснулся вслед за ним. Лифт был неторопливым. Настолько неторопливым, что господину канцлеру надоело убегать глазами от тяжелого взора Императорского Ока, и он просто их закрыл.
- Что-то не так? - соизволил поинтересоваться Императорское Око.
- Все в порядке, - сказал господин канцлер и как-то даже униженно вновь похлопал по папке. - Все в порядке.
- Тогда зачем вы закрываете глаза? - Императорское Око мог позволить себе невежливые вопросы. Императорское Око мог позволить себе не называть господина канцлера господином канцлером. Императорское Око мог многое себе позволить.
Вопрос поставил господина канцлера в тупик. Сказать, что устал, значит признаться в чересчур тяжелом бремени государственных забот, возложенных на него Императором. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сказать, что пристальный поросячий взгляд Императорского Ока его раздражает, значит сказать не только оскорбительную глупость, но и в сие же мгновение прервать свою столь удачную карьеру правой и левой руки Императора.