В Шпандау нам разрешали читать, пока был включен электрический свет и мы были свободны от наших постоянных обязанностей. Гесс получил несколько книг, отправленных ему из Англии, другие получали книги от друзей. Книги эти стали основой небольшой библиотеки, которую вверили моим заботам. Различные библиотеки Берлина тоже поделились с нами своими книгами, но все труды по политике или военному делу неизменно изымались тюремной администрацией. Никому из заключенных не позволялось ничего писать, за исключением ежемесячных писем родным.
Позднее, когда режим нашего содержания был немного смягчен и мы получили возможность общаться, порой затевались весьма интересные дискуссии. В них я всегда оказывался един во мнениях с бароном фон Нейратом и более всего с Дёницем.
Нейрат был тремя годами старше меня, и его обширнейшие знания о внешней политике со времен 1914 года, когда он стал германским послом в Константинополе, давали нам материал для бесконечных бесед. Хотя здоровье его оставляло желать лучшего, он никогда не терял чувства собственного достоинства, а его стоическое принятие выпавшей ему судьбы служило примером для каждого из нас. Мне было горько наблюдать, как годы давили ему на плечи, а силы на глазах покидали его. Когда же, наконец, в 1950 году он вышел из заключения, то едва мог держаться на ногах, а через два года тихо угас в кругу семьи.
Совершенно естественно, что я имел много общего с Дёницем, поскольку мы с ним так долго прослужили вместе на флоте, а потом оказались вместе подсудимыми в Нюрнберге. Он много читал, сохранил отменную выправку, хотя и его здоровье изрядно пошатнулось.
Поскольку я был приговорен к пожизненному заключению, тогда как Дёниц только к десяти годам, мы, естественно, считали, что он первым выйдет на свободу. Для меня стало громадной неожиданностью, когда я был освобожден первым и должен был покинуть тюрьму, оставив в ней своего старого соратника, которому пришлось отбыть весь отмеренный ему судом срок. Но когда он был освобожден, мы возобновили наше общение.
Лишь долгое время спустя после моего освобождения я узнал, как много людей неустанно трудились все эти годы над тем, чтобы не только облегчить условия моего заключения, но и добиться моего полного освобождения. Такие люди были не только в рядах моих старых боевых друзей, но и среди известных деятелей Германии и других стран, в том числе и среди наших врагов в годы войны. Глубокое чувство благодарности охватывает меня, когда я думаю об этом, а их дружественное отношение позволяет мне забыть горечь недавнего прошлого.