Когда Вудхаус заговорил, Харвуд взглянул на него, сердито сверкнув глазами, но не ответил. Он тоже должен был принять решение. На мостике был слышен только один голос – Майка Фаулера.
«Буксиры и лихтера отошли. Только один буксир остался у борта „Графа Шпее“. Люди что-то делают… кажется, они поднимают якорь. Да! Они запустили двигатели! Мне видно, как винты пришли в движение».
– Ну вот, Вуди, – громко сказал, почти выкрикнул Харвуд, – пришел и наш черед. Сигнальщик, передайте на «Ахиллес» и «Кумберленд»: строй кильватера!
Главстаршина-сигнальщик лихо ответил:
– Есть, сэр, – и побежал к переговорной трубе.
Вудхаус довольно улыбнулся, но ничего не сказал.
На мостике все слушали, как сигнальщик закричал:
– Сигнальный мостик, поднять ордер один!
Медли уже стоял рядом с Харвудом с биноклем в руках. Он надел ремешок на шею, как раз когда Харвуд опустил свой бинокль на грудь. Как только с «Кумберленда» подтвердили приказ и крейсера выполнили поворот, чтобы занять места в ордере, он сказал Вудхаусу:
– Хочется верить, что все получится.
Харвуд принял решение и все же продолжал слушать Майка. Он не мог удержаться от этого. И никто не мог. На несколько часов Майк стал самым известным и самым важным человеком в мире. Его упорство и энергия завораживали. Он прекращал все и все начинал. Он диктовал политику и поворачивал ее вспять. Временами казалось, что именно он приказал британским крейсерам увеличить скорость до восемнадцати узлов и запустил двигатели «Графа Шпее». И его чарующий, гипнотический голос все звучал и звучал…
«Солнце садится. Наступил чудесный теплый вечер. Толпы людей, собирающихся на набережных, пляжах и крышах высоких зданий, давно превзошли по численности болельщиков самых популярных футбольных команд. Весь вечер мы следили, как на „Такому“ перевозят людей. На борту остались только смертники. Только что мы услышали первый начиная с четверга звук машин „Графа Шпее“. Дизели линкора снова ожили, якоря подняты, из трубы повалил дым. Извините, я на секунду прервусь, мне необходимо выпить воды: от волнения в горле пересохло».
Медли судорожно сглотнул.
– У меня тоже, – сообщил он.
«Люди так шумели в первой половине дня, что, похоже, к вечеру все, как один, потеряли голос. Сейчас толпа безмолвствует. На набережных царит полное молчание. Да!.. Нет!.. Да!.. Дамы и господа! Карманный линкор „Адмирал граф Шпее“ двигается!»
Вудхаус вопросительно взглянул на Харвуда, и тот скомандовал:
– Скорость двадцать пять узлов! Подходим к гавани.
Штурман отдал соответствующий приказ. Вудхаус сказал: