У несчастного «Тюрингена», который и так держался на воде только божьими молитвами, заклинило руль, он вышел из кильватерного строя и стал описывать круги, а те, кто шли следом за ним, чтобы не протаранить дредноут, были вынуждены больше заботиться о том, чтобы избежать с ним столкновения, чем о стрельбе по русским.
«Кайзер» не избавился от иприта. Тот осел, успокоился на дне нижней палубы, чуть колышась, как метановые испарения над болотом, но от любых сотрясений он мог проснуться и пойти искать вверх по палубам тех, кого он не смог убить. Имея такой опасный груз на борту, дредноут мужественно занял свое прежнее место в строю. Он удачно миновал «Тюринген», разойдясь с ним на расстоянии буквально нескольких метров, но тут же получил два снаряда в корму. У него разбило трубу, она рухнула на палубу, как огромное подрубленное дерево, сломала леера, но на остатках погнутого металла все еще держалась и не вываливалась за борт. Металл чудовищно скрежетал. Корабль запарил, окутался клубами черного едкого дыма.
Первый залп русских был ошеломляющим, давая понять Шееру, что положение его безнадежно. С каждой секундой, с каждым новым залпом преимущество русских росло. Это было избиение уставшей эскадры.
— Попадание в «Гангут», — доложили Эссену, — в машинное отделение.
Из порванных трубопроводов хлестало раскаленное масло, горел мазут, тех, кто хотел потушить его, обливая пеной из огнетушителей, брызгами прожигало насквозь, наносило чудовищные раны, которые долго, очень долго будут заживать, если вообще когда-нибудь заживут.
Это раньше, еще совсем недавно, может, полвека назад, может, и попозже, корабли, выстроившись друг напротив друга, могли часами посылать в неприятеля ядра, пока один из флотов не выдерживал, и то, что еще плавало, а не пошло на дно вместе с мертвецами, устилавшими палубы на всех уровнях плотным ковром, уходило прочь или выбрасывало белые флаги, сдаваясь на милость победителя. Теперь все решалось в считаные минуты, потому что ни один корабль, даже обшитый многосантиметровой броней, от которой порой снаряды отскакивали или разваливались, как расколотые орехи, все равно не мог выдержать долго подобного обстрела.
Спустя полчаса непрерывного обстрела, во время которого русские дредноуты выплюнули в неприятеля чуть ли не две трети своих боеприпасов, флот Открытого моря пустился в бегство.
Эссен мог сократить свои потери, если приказал бы кораблям чуть отойти, на расстояние, которое стало бы непреодолимым для германских снарядов, а это было нетрудно сделать, учитывая, что русские превосходили германцев в скорости. Но видимость ухудшалась с каждой минутой, и под конец и так приходилось стрелять, ориентируясь лишь на вспышки чужих выстрелов да на отблески пожаров на вражеских кораблях.