— Не дождешься.
— Но ваш аэроплан мы не сможем быстро починить.
— Ну так чините медленно, но чтобы к моему возвращению он был готов.
— Сделаем в лучшем виде и сбитые аэропланы пририсуем, сколько рисовать-то? — спросил механик, знавший, что Страхов гордится количеством своих побед и стремится к тому, чтобы стать самым результативным асом русской авиации. Но Страхов так на него глянул, что мог испепелить, а у механика отпала всякая охота задабривать подполковника подобными разговорами.
Страхов посмотрел на своих пилотов, ухмыльнулся, увидев, что один из них слегка ранен в руку.
— Прости, Кондратьев, — сказал ему Страхов, — но я тебя списываю на землю. Твой аэроплан забираю себе. Обещаю вернуть, но уж не знаю, в целостности и сохранности ли он будет, а ты пока отдохни и рану залечи.
— Рана пустяковая, — стал возмущаться Кондратьев, — она мне не мешает. Пуля по касательной прошла, чуток кожу только и задела.
— Это приказ. Тебя разве не учили тому, что приказы не обсуждаются?
— Так точно, господин подполковник, — сник пилот.
С противоположного берега по мосту, распугивая беженцев, пронеслась колонна военных грузовиков, выкрашенных бледной краской. Что там везли они под брезентовыми тентами, стало понятно, когда грузовики остановились и из кузовов стали выпрыгивать солдаты. Рассыпавшись цепочками, они побежали к форту. Штурмовики не стреляли по ним, боясь задеть мирных жителей, а ведь могли задолго до того, как солдаты добегут до форта, уничтожить и их, и грузовики. До солдат было километра полтора, с каждым шагом бег их замедлялся, они переходили на шаг, так что у форта они будут минут через десять, не раньше.
Истребители поставили новую дымовую завесу, но даже через нее Мазуров хорошо различал огненные сполохи — это в последнем из австро-венгерских танков взрывались снаряды, превращая его в бесформенные оплавленные куски металла. Остальных подбили чуть раньше, и от них тоже мало что осталось.
Артиллерийская канонада между ними и орудиями форта чем-то напоминала морские сражения древности, когда корабли выстраивались друг напротив друга и палили до тех пор, пока у одного из противников просто некому уже было стрелять, а корабль получал такие повреждения, что больше не мог продолжать бой. Орудия танков были слишком маленького калибра. Дредноут, хоть и прикованный к одному месту, все же лучше, чем стая мониторов, выстрелы которых для него болезненны, но все же не настолько, чтобы полностью вывести его из строя, и сродни укусам насекомых — неприятным, но не смертельным.
Когда взрывался очередной танк, по форту проносился восторженный гул и, наверное, то же самое творилось внутри танков, когда пущенные из них снаряды крушили пулеметные точки и орудия.