Труит открыл для сына подвал со старинными винами. Каждый вечер Антонио употреблял прекрасные напитки изумительной редкости, которые двадцать лет стояли нетронутыми. Портвейн, бордо, бургундские вина, привезенные гостями Эмилии из Европы. Для Антонио все это было неважно. Он просто хотел запьянеть и оскорбить отца.
— В доме холодно. В моих комнатах холодно. У меня постоянно мерзнут ноги.
— Дом старый и большой. Может, твоя одежда
— И что я надену? Дело не в одежде. Надо изменить обстановку, чтобы она соответствовала одежде. Ты богат. Исправь это как-нибудь.
— Скоро настанет весна.
— Ну что ж, мы согреемся, а делать-то все равно нечего.
Претензии предъявлялись снова и снова. Труит был терпелив, но Антонио ни в какую не шел отцу навстречу. Деньги ничего не значили. Ему было все равно, что каждую ночь он спит в позолоченной кровати матери. Ему было плевать на то, что отец сохранил его детскую комнату со старыми игрушками. Сентиментальностью Антонио не отличался. Ничто его не трогало. Он ждал смерти отца.
— Бизнесмены тратят жизнь понапрасну. Мы существуем только для искусства.
— Когда-то я тоже так считал. И до сих пор в это верю. Но я не выбирал бизнес. Больше некому было этим заняться.
— А когда-нибудь все это будет моим? Я все продам и наконец-то заживу по-своему.
— Все, что я имею, семья заработала за сто лет. В городе нет ни одного человека, который не зависел бы от этого капитала.
— Все они ничтожества.
Ральф и Тони могли бы обсуждать важные вещи. Могли бы вечером сидеть у камина. Труит открыл бы сыну свое сердце, сказал бы, как ему жаль, что все так случилось. Если Антонио решит продать бизнес, сжечь дом и посыпать солью землю, пусть так и сделает, Ральф жаждал одного — сыновнего прощения, то есть почти невозможного.
Пока Ральф был в городе, Антонио подошел к Кэтрин.
— Он должен был умереть. А он жив и здоров. Зачем ты прислала мне письмо и срочно вызвала?
— Это был единственный способ. Он нуждался в тебе. Хотел верить в то, что ты приедешь. Если ты думал…
— Значит, ты обманула меня.
— Да.
— Мне нужно только одно — чтобы он умер. Запомни: я всегда могу сообщить ему нашу тайну. Каждый вечер, когда он завязывает со мной беседу, я едва сдерживаюсь. Мне это даже нравится. Он сидит как мартышка, и я знаю, что могу нести всякий вздор, а он лишь подставит другую щеку. — Он хочет твоего прощения.
— Он хочет крепко спать по ночам. А может, так и есть? Ты ведь нежишься в его постели. Тебе должно быть известно.
— Он спит беспокойно. И желает тебе счастья.
Для Кэтрин угроза была постоянной и очень реальной. Когда-то они составили план, и оба имели к нему отношение. Сейчас Тони уверял, что Кэтрин ему отвратительна. Когда Ральф умрет, он вышвырнет ее на улицу. Ей некуда будет податься. Придется возвращаться к прежней жизни, снова стать женщиной, которой она была.