Все без исключения одним глазом следили за погодой, а другим — за Ральфом. Ожидали и переглядывались всякий раз, как Ральф вытаскивал серебряные часы. Поезд опаздывал.
«Так ему и надо», — злорадствовали окружающие, по большей части мужчины. У некоторых — в основном у женщин — в голове бродили более добрые мысли. «Может быть, — думали они, — после всех этих лет…»
Ральф понимал, что его обсуждают, и представлял, какие чувства он вызывает. Сложные чувства. Он проходил мимо людей, вежливо приподнимая шляпу. Ему тяжко давалась эта вынужденная любезность. Он угадывал настроение по глазам. Каждый день своей жизни он видел это: уважительное обращение, а за спиной смешки, относящиеся к его прошлому. Иногда это были поддерживающие слова, произнесенные шепотом, ведь в Ральфе было что-то, даже сейчас, способное тронуть сопереживающее сердце.
Он считал, что главное — не сдаваться. Не горбить озябшие плечи, не притопывать ногами, не дуть на замерзшие ладони. Не расслабляться на холоде, принять его как неизбежность, смириться с тем, что он останется надолго. Приветствовать его, как приветствуют теплый весенний ветерок. Главное — слиться с ним, стать его частью, а не закончить этот день в ознобе с окоченевшими и красными руками.
Размышлял он о том, что от некоторых вещей можно отстраниться, а от большей части — нельзя, во всяком случае, от мороза. Нельзя отстраниться от плохих событий, которые с тобой происходят. От потери любви. От разочарования. От трагедии, бьющей наотмашь.
Ральф стоял с видом уверенного в себе человека. Грудь вперед, плечи расправлены. Ему и дела нет до погоды, до сплетен. Он смотрел на рельсы, уходящие вдаль. Надеялся и сам удивлялся, что надеется, дивился тому, что выглядит неплохо — не слишком стар, не глуп и не беспощаден. Ральф мечтал о снеге, что скроет его душевные терзания и безнадежное одиночество.
Он пытался быть хорошим человеком, хотя плохим никогда не был. После первых желаний и потерь он отучился хотеть. Однако сейчас ему чего-то хотелось, и это пугало и сердило его.
Перед выходом из дома Ральф оделся, застегнул пуговицу на воротнике рубашки, поправил узел галстука. Все это он проделывал каждое утро — тщательно, как и полагается аккуратному человеку. Но затем он заметил в одном из зеркал свое отражение. Зрелище его ужаснуло. Он вдруг увидел, что сделали с ним горе и высокомерие. Долгие годы прошли в ненависти, гневе и сожалениях.
Глядя на тревожную надежду на своем лице, он понял: на всех фазах своего глупого предприятия он не верил, что этот момент настанет, а ему будет трудно его перенести. Но именно так и произошло, судя по выражению лица в зеркале. Он не мог перенести болезненного возвращения к жизни. Все эти годы он справлялся со смертью и ужасным стыдом. Шел вперед вопреки всему. Ежедневно просыпался, ехал в город, ел, вел отцовский бизнес и неотвратимо оказывал влияние на жизни людей, как бы ни старался этого избежать. Он привык к тому, что его лицо посылает сигнал: все хорошо, все нормально, все в порядке.