Ветер дул дальше на запад и, пролетев над Кэймлином, подхватил и заколыхал два знамени, реявших над королевским дворцом в центре построенного огир Внутреннего Города. На одном, кроваво-красном полотнище был изображен диск, разделенный пополам извилистой линией: одна половина сияюще белая, а другая черная, как бездна. Рядом расчерчивало небо снежно-белое знамя с изображением странного существа — четвероногого златогривого змея с золотистыми, как солнце, глазами и ало-золотой чешуей. Казалось, что он оседлал ветер. Трудно сказать, какой из символов вызывал больший трепет. Оба внушали страх, но порой он соседствовал с надеждой. Ибо то, что грозило гибелью, должно было принести и спасение.
Многие называли Кэймлин вторым по красоте городом мира, причем не только андорцы, нередко называвшие его первым, превосходящим даже Тар Валон. Город окружала огромная стена с множеством круглых башен, сложенная из серого с серебристыми и белыми прожилками камня. Внутри высились другие башни — золотые и белоснежные купола сверкали в лучах безжалостного солнца. Город взбирался по холмистым уступам к своему сердцу, древнему Внутреннему Городу, окруженному собственной, ослепительно белой стеной. За ней красовались свои башни и купола — пурпурные, белые, золотые или выложенные узорчатой мозаичной плиткой. Они будто смотрели свысока на Новый Город, которому не было еще и двух тысяч лет.
Если Внутренний Город был сердцем Кэймлина, и не только потому, что находился в его центре, то сердцем Внутреннего Города являлся королевский дворец — подобная сказочному видению поэма белоснежных шпилей, золотых куполов и кружевной каменной резьбы. Сердце столицы, бившееся под сенью двух знамен.
Ранд, обнаженный по пояс и балансирующий на цыпочках, в этот момент не осознавал, что находится на вымощенном белыми каменными плитами внутреннем дворе дворца, как не видел и глазеющих на него людей, толпившихся среди окружающих двор колонн. Он истекал потом, полузажившая рана на боку жестоко болела, но и это почти не достигало его сознания. Его предплечья обвивали изображения диковинных зверей, подобных тем, что красовались на белом знамени. Ало-золотая чешуя отливала металлическим блеском. Айильцы называли эти существа Драконами, и другие переняли у них это слово. Он смутно осознавал только впечатавшиеся в его ладони изображения цапли, да и то лишь потому, что они прижимались к длинной рукояти деревянного учебного меча.
Ранд слился с мечом воедино и, отрешившись от всех мыслей, плавно скользил по плитам, переходя из позиции в позицию. «Лев на холме» сменялся «Яркой луной», перетекавшей в «Башню утра». Пятеро мужчин, как и он, обнаженные по пояс и истекавшие потом, окружали его с мечами наготове; они наступали и отступали, мгновенно реагируя на каждое его движение. Только их присутствие Ранд и осознавал. Бывалые, знающие себе цену вояки с суровыми лицами были лучшими бойцами, каких ему удалось отыскать. Лучшими с тех пор, как ушел Лан, его учитель. Отрешившись от мыслей — как и учил Лан, — Ранд вел бой. Один против пятерых.