и неотложных служебных обязанностей. Разойтись!
Раздались тихие шаги, офицеры спускались по лестнице, стараясь не производить ни малейшего шума, словно бы крадучись. Трое поименованных остались стоять на прежнем месте. На их лицах понемногу загоралась надежда.
Несмотря на серьезность (да что там, трагизм, если называть вещи своими именами) ситуации, поручик не удержался от улыбки — очень уж комично выглядели сейчас сослуживцы, что греха таить.
— Какие лица, какова осанка… — с нескрываемым сарказмом процедил генерал. — Вот так сразу и не подобрать, кому из славных героев былого, мифологическим и существовавшим на самом деле, вы сейчас соответствуете… — Он резко сменил тон: — Итак, господа… Я действительно намерен задействовать и вас тоже. Однако не торопитесь чваниться, и уж тем более не ждите опасных приключений и героических схваток. Реальность, как ей и положено, гораздо более скучна… Прапорщик Самолетов, вы ведь, насколько я помню, изрядный знаток Парижа? Как и вы, поручик, — Берлина. А господин капитан неплохо изучил Лондон. Не думаю, что все эти столицы и в тридцать восьмом — в новом тридцать восьмом — перестроены до полной неузнаваемости. Как показывает отчет фон Шварца, изменения не так уж и велики… Короче говоря, ваше задание будет незатейливым и скучным. Вы всего лишь обойдете книжные магазины…
Глава V
И СОКОЛЫ ПОМЧАЛИСЬ
Всякий образованный человек в России знал, что очень долго, чуть ли не две сотни лет, стояла мода на все французское. Савельев с этим сталкивался и лично, будучи в Петербурге, где обнаружил, что вывески, наподобие «Тупейный художник Пьер Косорылов», вовсе не расхожий анекдот, а факт.
Здесь обстояло совершенно иначе. Вежливый и предупредительный приказчик большого книжного магазина оказался, как выражались в родном времени поручика, энглизированным: пробор на английский манер, попытки подражать британской чопорной вежливости… Он то и дело, кстати и некстати, вворачивал английские словечки, а то и короткие несложные фразы, именуя Савельева не иначе как «сэр». Савельев ко всему этому, разумеется, относился с христианским смирением: не хватало еще тратить время на пикировку с такой человеческой мелочью.
Пробывши здесь четыре часа, он давно уже убедился, что выламывавшийся сейчас перед ним приказчик вовсе не оригинал и уникум. Положительно, этот мир оказался энглизированным изрядно. Английское здесь занимало то же место, что во времена государыни Елизаветы Петровны — французское. Фон Шварц этого попросту не заметил, он-то как раз и не присматривался особенно к подобным деталям, озабоченный одним: побыстрее добраться до «кареты». Зато Савельев (в чью задачу входило еще и немного