— Нет, нет! — Любовь Викторовна взяла меня под локоть, уводя от грохочущих установок, — это лучшие педагоги в этом секторе космоса. У них прекрасный послужной список, — она понижала голос по мере того, как мы отдалялись от площадки, — многолетний опыт работы с детьми, правительственные награды и премии. Их имена будут прекрасно смотреться в отчете, который мы пошлем в институт. А для детдома мы найдем кого-нибудь еще. Завтра прибывает новая смена вожатых.
"Скорее моё имя будет прекрасно смотреться в их послужном списке, когда они вернутся домой", подумала я, понимая, что уж кто-кто, а замдиректора прекрасно знала, как именно я сдала тесты.
— Жаль, я думал, вы посмелее, — сказал мне Ильсур Айсович, когда Любовь Викторовна сообщила ему, что работать я буду в другом отряде. — Только к чему было тогда соглашаться? Раз не хотели идти к нам.
Упрёк был так несправедлив, что я вспыхнула. Поднявшаяся было волна возмущения едва не перехлестнула через край, а потом я поняла, как именно со стороны выглядит и моё нежелание оставить рюкзак с отрядом, и эти несколько минут наедине с замдиректора лагеря…
Закусив губу, я промолчала.
Глава 8
Ночь в вожатской. Напарник. Распределение по отрядам
— Места для вас пока еще нет, — говорила Любовь Викторовна, отпирая дверь в вожатскую, — вы прибыли на день раньше, так что эту ночь поспите здесь. Зато завтра с утра вам не придется никуда идти, планерки проводятся тут же.
Она засмеялась мелко и, толкнув слегка створку, сделала приглашающий жест в дверной проем.
— А свет где включается? — спросила я, проходя в непроглядную темень вожатской.
— Там на столе лампа. Диван продавлен, спать на нем невозможно. Есть мягкое кресло или, если хотите, можно сдвинуть несколько стульев. Ночи тут теплые, но на диване есть плед. Располагайтесь.
— Благодарю, — ответила я, и дверь за моей спиной захлопнулась. Раздался один поворот ключа. Я обернулась и ничего не увидела. Тьма в помещении сгустилась окончательно.
Крепко сжав и раскрыв ладонь, я медленно пошла вперед, подсвечивая себе наладонником. Лампа на столе не работала. Я несколько раз щелкнула выключателем в холостую. Найдя кресло, я устроилась полулежа, а ноги взгромоздила на придвинутый поближе стул. До подбородка укрывшись пледом — меня знобило от нервного перенапряжения — я закрыла глаза.
Но еще долго по территории лагеря разносилась музыка, слышались крики и смех. Кто-то пробегал мимо вожатской, звонко шлепая сланцами по пяткам, проходили целые толпы, и тогда можно было различить "а вот!", "а ты помнишь?!", "а я…" — шум и гомон не затихал до трех часов ночи, и лишь тогда в лагере воцарилось относительное спокойствие. Поскольку никто не пытался проникнуть в вожатскую, я окончательно уверилась в том, что дверь была закрыта, дабы не выпускать наружу меня. Это умозаключение наводило на грустные мысли. Мне всё больше и больше казалось, что, опоздай я хоть на неделю, моё место в лагере так и осталось бы за мной. Смутно беспокоили те две дамы, которых я видела мельком…