— Кто вам сказал, что я здесь живу? Ваш зять?
— Нет, не зять. Я об этом сама спросила. Есть на свете еще один детектив Ландсман. Ваша бывшая супруга.
— Она и обо мне рассказала?
— Она звонила сегодня. Когда-то были у нас неприятности с одним человеком… Он обижал женщин. Очень плохой человек, больной. Это было в Гарькавы, на Ански-стрит. Обиженные женщины не хотели обращаться в полицию. Ваша бывшая жена тогда мне очень помогла, и я до сих пор в долгу перед ней. Она хорошая женщина. И хороший полицейский.
— Полностью с вами согласен.
— Она посоветовала мне, если доведется с вами встретиться, отнестись с пониманием к вашим вопросам.
— Я ей за это благодарен, — совершенно искренне сказал Ландсман.
— Ваша бывшая супруга отзывалась о вас лучше, чем можно было бы ожидать.
— Да, мэм. Вы же сами сказали, что она хорошая женщина.
— Но вы ее все же оставили.
— Но не из-за того, что она хорошая женщина.
— Значит, из-за того, что вы плохой мужчина? Плохой человек?
— Надо признать, — кивнул Ландсман. — Но она слишком вежлива, чтобы такое обо мне сказать.
— Вежлива? Много лет прошло, но вежливостью, насколько я помню, эта милая еврейка не отличалась. — Госпожа Шпильман щелкнула фиксатором двери. Ландсман вылез на тротуар. — Во всяком случае, хорошо, что я этого притона раньше не видела. Я бы вас близко к себе не подпустила.
— Да, не блеск, — согласился Ландсман, придерживая шляпу. — Однако какой ни есть, а дом родной.
— Нет, не дом, — отрезала Батшева Шпильман. — Но вам, конечно, так считать легче.
— Профсоюз копов-иудеев, — изрек пирожник.
Он щурится на Ландсмана из-за стальной стойки своего заведения, скрестив руки на груди, чтобы показать, что нипочем ему все хитрые еврейские штучки. Щурится он так, словно пытается найти орфографическую ошибку на циферблате контрафактного «Ролекса» и знает, что сейчас отыщет, и не одну. Познаний и навыков Ландсмана в великом и могучем американском языке как раз хватает, чтобы возбудить подозрения самого доверчивого собеседника.
— Точно, — подтверждает покладистый Ландсман. Жаль, конечно, что на его членском билете ситкинского отделения «Рук Исава», международной организации евреев-полицейских, не хватает уголка. Карточка украшена шестиконечным щитом. Текст напечатан на идише. Никакими полномочиями она владельца не наделяет, даже такого заслуженного, как Ландсман, ветерана с двадцатилетним стажем. — Мы по всему миру разбросаны.
— Оно и не диво, — с некоторым вызовом бросает пирожных дел маэстро. — Но, представь себе, мистер, мы здесь только пирогами торгуем.