— Она не смеялась? — спрашивает Ландсман.
— Кэти не из таких. Ждет дополнительной информации. Мне показалось, что я не первая, от кого она услышала об Альтере Литваке. Сказала, что, возможно, они его заберут, если мы его обнаружим.
— Бухбиндер, — вспоминает Ландсман. — Доктор Рудольф Бухбиндер. Помнишь, он выходил из «Полярной звезды», когда ты входила.
— Дантист с Ибн-Эзра-стрит?
— Он сказал мне, что переезжает в Иерусалим. Я ему не поверил.
— Какой-то институт…
— На «М».
— Мириам?
— Мориа!
Бина лезет в компьютер и находит институт Мориа в закрытом списке, по адресу: 822 Макс-Нордау-стрит, седьмой этаж.
— Дом номер восемьсот двадцать два. — повторяет Ландсман. — Х-ха.
— Твой сосед? — Бина набирает номер.
— Через улицу, напротив, — отвечает Ландсман почти робко.
— Машину, — резолютно меняет намерение Бина, сбрасывает номер и набирает другой, короткий. — Гельбфиш.
Она приказывает блокировать входы отеля «Блэкпул» патрульными и сотрудниками в штатском, кладет трубку и смотрит на нее.
— О'кей, — говорит Ландсман. — Двинули.
Но Бина не двигается.
— Как приятно не иметь дела со всей твоей бредятиной. Я все же немного отошла от круглосуточной маниакальной Ландсмании.
— Завидую тебе.
— Герц, Берко, твоя мамаша, твой папаша… Вся ваша шайка. — И припечатывает по-американски: — Вонючий чокнутый пучок.
— Сочувствую.
— И луч света в вашем бедламе — Наоми. Единственный здравомыслящий человек был в семейке.
— Она так же отзывалась о тебе. Только Наоми говорила «единственный в мире».
Двойной неробкий удар в дверь. Ландсман встает, полагая, что Берко уже успел обернуться.
— Хелло! — В дверях американец. Привет американский: — Это еще кто? Вроде не имел удовольствия.
— Вы, собственно, к кому? — щурится Ландсман.
— Я есть ваше похоронное бюро, — сообщает американец на лоскутном, но энергическом идише.
— Мистер Спэйд назначен наблюдать за переходными процедурами, — поясняет Бина. — Полагаю, я о нем упоминала, детектив Ландсман.
— Полагаю, упоминали.
— Детектив Ландсман, — повторяет Спэйд-Большая-Лопата, ко всеобщему удовлетворению сползая в американский. — Небезызвестный.
К удивлению Ландсмана этот тип не шествует гордо за толстым гольф-клубным брюхом. Для брюха слишком соплив, широкоплечести и бочкогрудости еще не изжил. Фигуру обтягивает костюм гребенной шерсти по белой рубашке при монолитном лазоревом галстуке с зерненой поверхностью. Шея в бритвенных царапинах и шишках, между которыми торчат невыбритые островки. Выпирающий кадык намекает на безграничную серьезность и искренность. К лацкану прилипла стилизованная рыбка желтого металла.