Я нахожу «разъезд» в полном составе у южной стены. Под сидит, опершись о стену широкой спиной, между малышом Бланком и Артистом. Он подставил обнаженный торс солнцу, его мускулистая, густо поросшая волосами грудь загорает. Брюнн и Баварец растянулись у его ног. Шнарренберг, единственный в застегнутом мундире, прямо сидит несколько поодаль.
– Парень! – утробно восклицает Под. Его руки, словно медвежьи лапы, ложатся мне на плечи. Доброе крестьянское лицо какое-то белесое и блестящее. Я вытаскиваю сигареты из кармана и раздаю их. Брюнн хватается за них, как морфинист за морфий.
– Ты хороший парень, юнкер! – бормочет он. – Тебя еще не испортили эти лощеные господа, похоже, ты пока остался прежним…
– Ну, фенрих, – начинает Шнарренберг, – скоро все кончится, верно? Революция! Вот этого еще нам не хватает! – Он молчит некоторое время, опускает голову с бычьим загривком на грудь. – А я вынужден оставаться в стороне, когда все вступают в решающий бой… – неожиданно бормочет он, забыв обо всех вокруг.
– Что там в газетах? – спрашивает Брюнн. – Перебили они всех своих офицеров?
– Нет, – говорю я. – Похоже, все прошло сравнительно бескровно.
– Жаль! Перебить бы всех этих живодеров! Как при Робеспьере. На фонарные столбы…
– Как ты думаешь, успею я к уборке? – вполголоса спрашивает Под.
– Надеюсь, Под. Сейчас май. Мы рассчитываем на то, что новое правительство еще в этом месяце предложит сепаратный мир.
– Конечно, – говорит Артист. – Во время войны не устраивают революций, если собираются продолжать воевать!
– Да, теперь мы выиграем! – удовлетворенно говорит Шнарренберг. И добавляет: – Смотрите, фенрих, нечто подобное у нас было бы невозможно! Или вы можете себе такое представить?
– Нет, – говорю я. – Невозможно!
Малыш Бланк рассмеялся. Он смеется так заливисто, что захлебывается и долго кашляет.
– Да, – наконец говорит он, – только вообразите: наш кайзер…
Через час я встаю.
– Хочешь пройтись со мной, Под?
– Сейчас!
Широкий и загорелый, он становится сбоку от меня. Мы медленно идем нашим старым маршрутом, который называли маршрутом против туберкулеза.
– Ну, Под, рассказывай! Как тут у вас?
Он качает головой.
– С момента революции все пошло по-другому. С тех пор вроде бы все улеглось. Но сначала было скверно: драки, распутство, воровство. Проклятая зима… Она и стойкого развратит! Нет, третью мы не выдержим, кажется…
– Что поделывает Брюнн?
– Брюнн? Что и обычно… Но иногда становится просто сумасшедшим… Вот, например, когда ты уходил от нас, он – едва только ты вышел за дверь – бросился на нары и выл, как цепной пес…